Чудеса Маленького Пахрёнка (Gbl)Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Помнится, лет в шесть, или даже в восемь, мы с мамой поехали к дедушке в деревню. Вместе с ним там же жила мамина младшая сестра – она, в отличие от мамы, так и не нашла себе жениха ни в городе, ни в деревне. Находилась эта деревня где-то на реке Пахре. Где именно – я не знаю, так как через несколько лет после моего приезда туда дедушка умер, а мамина сестра продала свой дом вместе с участком земли и переехала всё-таки жить к какому-то парню. Сейчас, к сожалению, того места мне не найти уже никак…Приехали мы тогда с мамой на электричке в какой-то совсем дикий лес, а дальше много часов шли до деревни пешком. Большую часть пути – по заросшей тропинке в лесу, а около самой деревни шли вдоль большого поля по опушке. У противоположного края поля стояли развалины древнего монастыря, который очень привлёк моё внимание. Однако вскоре он скрылся за редким леском, и оставшуюся часть пути я провёл в мечтаниях о том, чтобы сходить туда. Мы подошли к дедушкиному дому, когда солнце уже зашло. В сумерках деревенские дома казались одинаковыми, но моя мама, столько лет не бывавшая здесь, нашла нужный дом с первой попытки. Зная, что все уже спят, она не стала стучаться, а просто тихонько отворила дверь. Мы вошли и разделись. Проектировка избы оставляла желать лучшего – прихожая и кухня составляли одно помещение, а руки вообще надо было мыть на улице под умывальником. Мне для этого пришлось снова выйти, и тогда я почувствовал, как же тепло было внутри. Когда я вошёл, тряся руками во се стороны, чтобы обсушить их, мама шёпотом поругала меня за то, что я вышел раздетый. Несмотря на то, что было лето, каждую ночь здесь было очень холодно. Да и днём не слишком теплело. Зато комнат в избе было очень много. У меня даже была своя – мама быстро выложила на тумбочку мои вещи и приказала спать. А мне вовсе и не хотелось её ослушаться. Я не был здесь ещё ни разу, а вот моя мама прожила здесь всё своё детство и юность. Однако за столько лет жизни в городе она уже подзабыла, как здесь жить, и дедушка с её сестрой, похоже, решили в первые дни устроить нам экскурсию по местности. Я проснулся очень поздно – сказались тяготы вчерашнего пути. Но даже это позднее просыпание получилось не по моей воле – мамина сестра зашла ко мне в комнату, чтобы разобрать привезённые нами вещи, и очень ими шумела. Когда я проснулся, она сразу это заметила – хоть я и знал секрет, заключающийся в частоте дыхания, подделывать ритм вздохов спящего во время бодрствования я ещё не научился. - Подъём! – весело сказала она, и мне вдруг стало очень радостно. Одним махом я скинул одеяло и босиком побежал к двери, размышляя над тем, чем буду здесь заниматься. Мамина сестра уже начала застилать мою постель, но вдруг в дверном проёме появилась мама и сказала:- Кать, не надо! Он сам уберёт!- Да ну! Вы же у нас гости!- Не мешай мне воспитывать моего ребёнка! – мама шутливо погрозила сестре пальцем и шлепком подтолкнула меня по направлению к кровати. Вся радость мигом испарилась. Хотя я теперь знал, что мамину сестру зовут тётей Катей. На завтрак были творог и молоко, купленные у местных. По словам деда, которого я тоже видел первый раз в жизни, они тут постоянно ими питались. С трудом я умял свою порцию, но о своей торопливости пожалел – после того, как я кончил есть, мама ещё долго обсуждала с тётей Катей, куда бы им сегодня пойти. Дедушка в разговорах не участвовал – он временами бывал довольно апатичным ко всему. Решили сходить к речке. К Пахре, то бишь. Выдвинулись сразу же - добираться туда было непросто, и времени терять не следовало. Маршрут пролегал по такой же тропке, как та, по которой мы вчера с мамой шли сюда, но только из-за реки, находящейся в относительной близости, она вдобавок была кое-где затоплена. Дедушка пошёл с нами, и тут, на природе, раскрылись его повествовательные таланты. С того момента, когда он начал рассказывать мне местные легенды, я его полюбил. Рассказывал он специально для меня – я же здесь был первый раз. И вот о чём. В этом месте в Пахру впадает другая речушка – довольно мелкая, нечто среднее между речкой и ручьём. Официального её названия здесь никто не знает – но в народе её зовут не иначе, как Маленький Пахрёнок. А почему – читайте ниже. Для местных жителей это своего рода достопримечательность – как приезжает кто-то из городских, тут же ведут на Пахрёнка посмотреть. Даже монастырь после показывают. Говорят, что в периоды засухи, когда от ручья остаётся только ручеёк, а иногда и вообще ничего, Пахрёнок может приобретать облик живого существа – чаще всего человека, но бывает и животное. А ещё говорят, что если этого человека ранить, то он не кровью истечёт, а водой, причём в неимоверных количествах. Помнится, лет в шесть, или даже в восемь, мы с мамой поехали к дедушке в деревню. Вместе с ним там же жила мамина младшая сестра – она, в отличие от мамы, так и не нашла себе жениха ни в городе, ни в деревне. Находилась эта деревня где-то на реке Пахре. Где именно – я не знаю, так как через несколько лет после моего приезда туда дедушка умер, а мамина сестра продала свой дом вместе с участком земли и переехала всё-таки жить к какому-то парню. Сейчас, к сожалению, того места мне не найти уже никак…Приехали мы тогда с мамой на электричке в какой-то совсем дикий лес, а дальше много часов шли до деревни пешком. Большую часть пути – по заросшей тропинке в лесу, а около самой деревни шли вдоль большого поля по опушке. У противоположного края поля стояли развалины древнего монастыря, который очень привлёк моё внимание. Однако вскоре он скрылся за редким леском, и оставшуюся часть пути я провёл в мечтаниях о том, чтобы сходить туда. Мы подошли к дедушкиному дому, когда солнце уже зашло. В сумерках деревенские дома казались одинаковыми, но моя мама, столько лет не бывавшая здесь, нашла нужный дом с первой попытки. Зная, что все уже спят, она не стала стучаться, а просто тихонько отворила дверь. Мы вошли и разделись. Проектировка избы оставляла желать лучшего – прихожая и кухня составляли одно помещение, а руки вообще надо было мыть на улице под умывальником. Мне для этого пришлось снова выйти, и тогда я почувствовал, как же тепло было внутри. Когда я вошёл, тряся руками во се стороны, чтобы обсушить их, мама шёпотом поругала меня за то, что я вышел раздетый. Несмотря на то, что было лето, каждую ночь здесь было очень холодно. Да и днём не слишком теплело. Зато комнат в избе было очень много. У меня даже была своя – мама быстро выложила на тумбочку мои вещи и приказала спать. А мне вовсе и не хотелось её ослушаться. Я не был здесь ещё ни разу, а вот моя мама прожила здесь всё своё детство и юность. Однако за столько лет жизни в городе она уже подзабыла, как здесь жить, и дедушка с её сестрой, похоже, решили в первые дни устроить нам экскурсию по местности. Я проснулся очень поздно – сказались тяготы вчерашнего пути. Но даже это позднее просыпание получилось не по моей воле – мамина сестра зашла ко мне в комнату, чтобы разобрать привезённые нами вещи, и очень ими шумела. Когда я проснулся, она сразу это заметила – хоть я и знал секрет, заключающийся в частоте дыхания, подделывать ритм вздохов спящего во время бодрствования я ещё не научился. - Подъём! – весело сказала она, и мне вдруг стало очень радостно. Одним махом я скинул одеяло и босиком побежал к двери, размышляя над тем, чем буду здесь заниматься. Мамина сестра уже начала застилать мою постель, но вдруг в дверном проёме появилась мама и сказала:- Кать, не надо! Он сам уберёт!- Да ну! Вы же у нас гости!- Не мешай мне воспитывать моего ребёнка! – мама шутливо погрозила сестре пальцем и шлепком подтолкнула меня по направлению к кровати. Вся радость мигом испарилась. Хотя я теперь знал, что мамину сестру зовут тётей Катей. На завтрак были творог и молоко, купленные у местных. По словам деда, которого я тоже видел первый раз в жизни, они тут постоянно ими питались. С трудом я умял свою порцию, но о своей торопливости пожалел – после того, как я кончил есть, мама ещё долго обсуждала с тётей Катей, куда бы им сегодня пойти. Дедушка в разговорах не участвовал – он временами бывал довольно апатичным ко всему. Решили сходить к речке. К Пахре, то бишь. Выдвинулись сразу же - добираться туда было непросто, и времени терять не следовало. Маршрут пролегал по такой же тропке, как та, по которой мы вчера с мамой шли сюда, но только из-за реки, находящейся в относительной близости, она вдобавок была кое-где затоплена. Дедушка пошёл с нами, и тут, на природе, раскрылись его повествовательные таланты. С того момента, когда он начал рассказывать мне местные легенды, я его полюбил. Рассказывал он специально для меня – я же здесь был первый раз. И вот о чём. В этом месте в Пахру впадает другая речушка – довольно мелкая, нечто среднее между речкой и ручьём. Официального её названия здесь никто не знает – но в народе её зовут не иначе, как Маленький Пахрёнок. А почему – читайте ниже. Для местных жителей это своего рода достопримечательность – как приезжает кто-то из городских, тут же ведут на Пахрёнка посмотреть. Даже монастырь после показывают. Говорят, что в периоды засухи, когда от ручья остаётся только ручеёк, а иногда и вообще ничего, Пахрёнок может приобретать облик живого существа – чаще всего человека, но бывает и животное. А ещё говорят, что если этого человека ранить, то он не кровью истечёт, а водой, причём в неимоверных количествах.

Ну и стал, значит, дедушка меня развлекать всякими байками про встречи людей с Маленьким Пахрёнком. Ребёнком я был довольно рациональным, не в пример моему нынешнему состоянию, и почти ни одному слову не верил, но вообще дедушкины истории мне очень нравились. Приблизительно через полчаса мы подошли к реке. Вернее, к сразу двум рекам – тропа приходила ровно на то место, где Маленький Пахрёнок впадал в Пахру. Взрослые остановились и присели прямо на землю посреди небольшой полянки. Начались типичные взрослые разговоры, в которых даже участвовал дедушка, а мне это было совершенно не интересно, так что пришлось некоторое время побыть одному. От скуки я решил спуститься к берегу Пахрёнка – идти к ещё полноводной Пахре, по которой с огромной скоростью проносились кучи палок и всякого мусора, а иногда и целые древесные стволы, я как-то побоялся. Один раз я оглянулся и увидел, что взрослые с тревогой смотрят на меня – особенно тётя Катя, но тогда я не придал этому особого значения – мало ли, какой повод нашли взрослые себе для переживаний!Когда я подошёл к воде, я очень удивился. Хотя до сих пор в реальности я не видел ни одной реки, кроме Москвы, но приблизительный образ её вырисовывался в моём мозгу на основании многочисленных описаний в книгах и изображений в фильмах. И Пахра, в общем-то, подтвердила мои представления в этой области. Но Маленький Пахрёнок ни на Пахру, ни на Москву абсолютно не был похож. Чтобы получше рассмотреть его, я присел на корточки у самой воды – и просидел так, как потом оказалось, очень долго. На поверхности этой речушки не было волн. Вернее, они были, но совершенно точно появлялись не из-за ветра, так что это были волны не по определению, а только по виду, да и то лишь частично…Здесь они, в отличие от нормальных рек, были не длинными и узкими, а широкими, приплюснутыми и круглыми. Эти маленькие кругляшки, похожие на линзы, скользили по воде в абсолютно разных направлениях – если долго идти вдоль берега, то вскоре можно обнаружить, что они катятся в совершенно другую сторону, чем в начальной точке. Иногда некоторые бугорки накатывались друг на друга – и тогда рождались, по идее, ничем не вызванные всплески, достигавшие сантиметров двадцати в вышину. Надо сказать, что, хоть это и был почти ручей, но русло его располагалось относительно горизонтально, из-за чего поверхность была без типичных для других ручьёв «водопадиков». Заинтересовавшись интересными колебаниями поверхности воды, я, всё так же сидя на корточках, окунул в неё руку. Ощущение было довольно неприятным – казалось, что её засунули в кучу постоянно двигающихся, но только чуть сглаженных шестерёнок. Я тут же выдернул руку, но в этот момент кое-что другое привлекло моё внимание. Из воды стало что-то высовываться. Тогда я приметил, что по поверхности постоянно сновало много водомерок. На первых порах, когда странная выпуклость была ещё более-менее похожа на здешние «волны», водомерки всё так же плавали по ней, но как только из воды вылез какой-то столбик, они все тут же разбежались и попрятались в прибрежной траве. Столб, высунувшийся из воды, постепенно приобретал очертания руки. Он состоял из той же воды, как и всё остальное, и я так испугался этого необычного явления, что не мог пошевелиться и просто смотрел, что будет дальше. Рука продолжала расти, пока не достигла вышины моей головы (напомню, я сидел на корточках). Затем она нагнулась, выхватила около берега одну водомерку и раздавила её своими водяными пальцами – в этот момент я испуганно отстранился, боясь, что она хочет прикоснуться ко мне. Затем рука выпрямилась по вертикали, сжала водомерку (я видел, как напряглись прозрачные водяные мышцы)… и распалась. Пожалуй, это было самым интересным зрелищем, увиденным мной в тот день. Рука не просто превратилась в кучку воды – нет, всё происходило гораздо сложнее. Это выглядело так, как будто рука врастала в поверхность ручья, до самого последнего момента. Сначала она сжала пальцы, так что несколько пузырей внутри этого водяного кулака оказались полностью отрезаны от атмосферы. Затем она начала плавно опускаться, и уровень воды рядом с ней немного повысился – это растекалась та вода, из которой рука состояла. Когда в воду начал входить сам кулак, пальцы вдруг стали жидкими, а пузыри высвободились и сквозь них прошли наверх. В тот же миг раздался всплеск оглушительной громкости – несколько секунд я сидел, не понимая, что происходит, а потом услышал у себя за спиной крик:- Митя! Митя, не смотри! Обернись!Это кричала мама. Посмотрев назад, я понял, что натворил что-то очень плохое – она давно не выглядела такой встревоженной. - Почему?- Это может быть опасно! Я… Мы не знаем, как это может на тебя повлиять!

Когда она подбежала, она не стала меня ругать, а просто обняла и заплакала. Пока мы возвращались, все почему-то были подавлены. И я тоже. Дедушка продолжил рассказывать мне разные местные байки, но у меня больше не получалось внимательно их слушать – после увиденного только что меня уже было трудно удивить одними словами. Дома я вдруг обнаружил, что моё сердце всё ещё бешено колотится после эпизода с рукой. Вечером я твёрдо решил больше никогда не ходить на реку. А следующим утром изменил своё решение на противоположное. Всё-таки Маленький Пахрёнок настолько меня удивил, что я не мог не увидеть его ещё раз. Позавтракав и дождавшись, пока взрослые отвлекутся на что-нибудь своё, я выскользнул из дома и бегом направился к реке. Вскоре я устал, и одновременно с этим понял, что пошёл в совершенно неподходящей для похода на реку обуви – в спешке я забыл переодеть домашние тапки на сапоги, и теперь приходилось мочить ноги даже в самых мелких лужах. Возвращаться было уже поздно – отругают и больше на улицу не пустят. По временам с боков тропинки вырастали такие густые кусты, что другого пути, кроме как по глубоким лужам, не оставалось. Когда я дошёл до реки, я был уже мокрым по колено, а также грязным – у штанов есть такая неприятная особенность, что когда штанины трутся друг о друга, грязь по ним залезает всё выше и выше. Но это ни в коей мере не охладило мой пыл. Чуть ли не бегом я подбежал к Пахрёнку, но обнаружил, что он… исчез. Русло было совершенно пустым, хоть ещё и не высохло до конца. Я ступил в него, чтобы узнать, насколько оно высохло – но сделал это зря, потому что провалился в грязь сантиметров на десять. Для взрослого в сапогах это, возможно, не представляло бы никакой проблемы, но для меня – крошечного и в домашних тапках, это было верхом неудачи. Так как ступал я на довольно большую глубину, а, следовательно, и широким шагом, выбраться из этой ловушки я никак не мог – уже весь мой вес приходился на утопшую в грязи ногу, а другой ногой с такого расстояния нормально опереться о берег было невозможно. Мне ничего не оставалось, кроме как поставить вторую ногу в ту же грязь. Хлюп!Теперь я вообще не мог сдвинуться с места. Я заплакал. Вообще-то я не был плаксивым ребёнком, но вся эта груда неудач – и тапки, и вода, и грязь – подействовала на меня очень угнетающе. Плача, я пытался хоть на сантиметр сдвинуть ноги, но они засели в грязи намертво. Благо хоть глубже не погружались – тогда был бы вообще капут. Размазывая слёзы по лицу, я сквозь туманную пелену увидел наверху оврага какой-то силуэт. Ещё немного поскулив, я шмыгнул носом, прокашлялся и начал звать того человека во всю силу своих детских голосовых связок. Ещё несколько минут мне казалось, что он вовсе меня не замечает. Я уже почти охрип, а он всё шёл вдоль откоса по направлению к Пахре. По направлению к Пахре! Значит, сейчас он в любом случае повернёт в сторону – и очень вероятно, что в мою. Я заорал ещё сильнее. Да! Человек стал спускаться чуть ниже по течению, и вскоре я, с трудом поворачивая голову назад, увидел, что это такой же мальчик, как и я. Абсолютно такой же. Сходство было просто поразительным – та же серая куртка, те же коричневые изгвазданные штаны… Когда он подошёл поближе, я увидел, что даже его лицо было таким же, как у меня – насколько я себя помнил. Он подошёл ко мне и протянул руку. - Выйди отсюда! Хватай!Я ничего не воспринимал от счастья. Хорошо, что он в это время ничего не говорил, а просто стоял, давая мне успокоиться. Тут я подумал, что хорошо бы спросить его… С чего ведь начинается любое общение двух детей? Правильно, с «как тебя зовут». Но что-то вроде внутреннего голоса, который, скорее всего, вовсе не был внутренним, а скорее внешним, так как ранее у меня ничего подобного не наблюдалось, сказало мне, что лучше этого не спрашивать. И ещё минуту мы простояли всё так же, молча. - Кто ты? – наконец спросил я хриплым голосом. Он промолчал. Для описания того, что я тогда чувствовал, в нашем языке нет слов – мне казалось, что кто-то тянет меня за сердце. Я изо всех сил старался как-то оживить обстановку, но только глубже увязал в молчании. Оно уже становилось почти осязаемым, как та грязь на дне почти высохшего ручья. - Спасибо, что вытащил меня. Мой двойник всё так же молчит. Чтобы сбросить оцепенение, я пробегаю несколько шагов вверх по склону и говорю: «Пошли?»- Нет. - Почему? – я в самом деле не понимал, почему он так ответил. Очень странно для ребёнка так отвечать, да и взрослые редко говорят так мрачно и коротко. - Я… я не должен говорить, а то проболтаюсь. Ты, гадкий человек! Откуда ты здесь взялся?!

Я вытаращил на него глаза. Похоже, он считает, что он не человек? Может, это у него игра такая? Хотя говорит он слишком искренне, каждое его слово просто нашпиговано злобой. Вдруг он рассмеялся. Воспользовавшись случаем, я стал вторить ему – надо же, как он меня напугал!- Давай поиграем? – предложил я, и он сразу же согласился. Долго мы носились вдоль русла, весело смеясь. Я позабыл обо всём и целиком отдался игре. А потом он вдруг снова замер. Это произошло так неожиданно, что я поначалу не хотел этого осознавать. Мне стало страшно. Я стал медленно пятиться от него. И снова упал в русло пересохшего Пахрёнка. На этот раз я изляпал себе все штаны и низ куртки. Но это более не занимало меня. Двойник, как завороженный, смотрел в мои глаза. Или я в его?Не помню, сколько времени я так просидел. Возможно, я пялился бы на него вечно, если бы в один момент он вдруг не сорвался с места и не побежал от меня вверх по руслу. Да, по самому руслу, ничуть в нём не увязая. - Стой! – закричал я ему. Осознание невыполненного долга грызло мне душу. – Как тебя зовут?!Но он не оборачивался. Я еле сдерживал слёзы, готовые накатить новой волной. Вымазав грязью заодно и руки, я встал на четвереньки и с трудом пополз вперёд, за ним. Это было странно – хоть я и полз в несколько раз медленнее его бега, он не удалялся и не приближался ко мне. Вскоре за потихоньку выступающими слезами я перестал чётко различать его очертания и бежал, постоянно натыкаясь на обрывистые берега коленками. В этот момент грянул гром, и меня прорвало. Слёзы полились из моих глаз с удвоенной силой, но мне удалось как-то встать на ноги и начать бежать по этому глинистому дну!Но, несмотря на это, расстояние между нами оставалось прежним. Я всё ещё орал, пытаясь узнать, как его зовут. Но зачем мне это было нужно? Я, наверно, просто не желал отступаться и признавать себя побеждённым. Ведь теперь я и так знал, что имя его – Маленький Пахрёнок. Стал накрапывать дождь, и у меня в глазах прояснилось. Теперь я бежал быстро и ритмично, а ноги почти не увязали в глине. Я обнаружил, что потерял в грязи оба тапка, но не стал обращать на это внимания. Я просто бежал, уже без особой цели. Капли дождя падали на Пахрёнка, и под ними он постепенно таял. Сначала его формы стали становиться более бугристыми – отдельные капельки делали на его коже ямки, и этих ямок становилось всё больше. Потом он оказывался всё ниже и ниже – я увидел, что за его ногами, двигающимися как-то неправильно, остаётся мокрый след. Теперь его ноги существовали только до колен, а голова срезалась примерно по глаза – он бежал ко мне спиной, и точно я увидеть не мог. Возможно, к тому времени никаких глаз у него уже не осталось…Потом вдруг лопнула его правая рука – какая-то продольная щель на ней разорвалась, и во все стороны брызнула жидкость, только отдалённо напоминающая воду, но ещё меньше напоминающая кровь. Он уже точно не бежал. Его ноги срослись и превратились в бесформенное нечто, колышущееся и дёргающееся. Но дистанция между нами всё так же оставалась прежней. Вдруг он растаял до конца. Я не увидел этого процесса целиком, но я помню, как на протяжении нескольких секунд в десятке шагов от меня – гораздо ближе, чем казалось сначала – лопались гигантские пузыри. Дальше меня снесло мощным потоком воды, изниоткуда взявшейся в ручье, и долгое время все свои силы я направлял на то, чтобы не захлебнуться. Когда я вышел на сухую землю, я был в таком полном упадке, что не мог даже заплакать. Но мне и не хотелось. Вода смыла с меня грязь, и теперь следовало как можно быстрее добежать до дома, чтобы не простудиться. Пахрёнок начисто вылетел из моей головы, но всё равно я решил больше ни за что сюда не возвращаться. Все сегодняшние переживания, которые, я уверен, были навязаны мне извне, очень сильно меня утомили. А вот и мама!Мне запретили уходить из дома одному. Хотя завтра мне всё равно не удастся этого сделать – моя верхняя одежда будет сохнуть после стирки очень долго…Перед сном я слышал, как мама с тётей Катей о чём-то спорили. Мама вроде бы даже говорила о том, что тётя Катя себя чем-то угробит, но больше я ничего не разобрал. Да это и не было мне особенно интересно. Я проснулся посреди ночи из-за того, что скрипела на ветру открытая входная дверь. Мне повезло – когда я был маленьким, я не был подвержен обычным детским страхам, и даже не мог заснуть при свете. Так что я, несмотря на холод, спокойно встал и пошёл закрывать дверь. Но когда я вышел на порог, то заметил где-то вдали, похоже, в лесу, какой-то огонёк. Временами он становился более тусклым или даже гас, но обязательно загорался снова.

А ещё он перемещался. Я стоял, как завороженный глядя на него – тело полностью потеряло способность подчиняться мозгу, но органы чувств работали нормально, и окружающий меня холод я ощущал в полной мере. Также я заметил, что постепенно огонёк ко мне приближается. Если бы не скрип двери, возможно, я бы простоял там до утра, но один особенно сильный звук вывел меня из забытья. От страха я тут же убежал в комнату, забыв закрыть за собой дверь, и… накрылся одеялом. Да, подобной глупости можно было от меня ожидать после очередной порции страха. И чего это я огонька какого-то испугался?Я попытался встать и снова сходить к выходу, чтобы закрыть наконец эту злосчастную дверь, но не смог сдвинуться с места. А всё этот дурацкий страх. Дверь скрипела так громко, что я удивлялся – как её скрип ещё не разбудил взрослых?Как-то уснул. Во второй раз я проснулся рано утром – невыспавшимся, с фиолетовыми синяками вокруг глаз и всё ещё болящим после вчерашней трёпки задним местом. И проснулся я, разумеется, не сам – меня разбудили какие-то странные звуки, раздающиеся снаружи избы. Они были на удивление разнообразны, но, несмотря на это, все очень противны. Большей частью это был какой-то скрежет. Как будто кто-то снаружи водил напильником по деревянным стенам, нажимая на него. Были и другие звуки. Ещё не открывая глаз и лёжа в постели, я разобрал некоторые из них: там были звуки рвущейся ткани, звуки складывающихся и раскладывающихся ножниц, звуки скрипа… двери…Я мигом сбросил с себя одеяло и побежал в прихожую. Если дверь открыта, то это значит, что существа, издающие эти звуки, могли пробраться внутрь!Только оказавшись у двери, закрытой на щеколду, я успокоился и стал дышать ровнее. - Отойди от двери! – раздался у меня за спиной железный голос. - Зачем? – сказал я. - Отойди, я сказала! – мать силой оттащила меня за плечо. Похоже, ещё не прошёл её вчерашний стресс от поисков меня по всей округе. Когда я оказался лицом к столу, я обратил внимание на три странных изменения, произошедших на кухне. Во-первых, у тёти Кати были круги под глазами похлеще, чем у меня. Да и вообще, она вся выглядела очень усталой, как будто за всю ночь не прилегла. И это явно не было последствием одних только вчерашних событий. Во-вторых, все окна были занавешены. Но это я мог объяснить: наверно, взрослые хотят таким образом отгородиться от того, что издаёт эти звуки снаружи. Ну и в-третьих: на столе стояла прозрачная ваза, а в ней покоился какой-то очень странный цветок. Посмотрев на него, я даже на некоторое время забыл обо всяких звуках – настолько он был удивителен. Но нет, отнюдь не красив. Именно удивителен. Он был размером с ладонь взрослого человека, и формой напоминал ландыш. Раскрашены его лепестки были во все цвета радуги вперемешку – ни в одной книжке я не встречал на картинках такого цветка. И ещё он был очень помятым, как будто кто-то очень долго сжимал его в кулаке. Поначалу мне стало немного противно при его виде – все эти краски напоминали растёкшееся на асфальте пятно бензина, а по измятости лепестки были похожи на всякие бумажки, каких полно в любой мусорке. Но любопытство пересилило, и я подошёл поближе, чтобы его рассмотреть. Затем я протянул к нему руку…- Не двигайся! – крикнула моя мать, стукнув меня по руке. - Что такое? – обиженно сказал я. - Просто не трогай этот цветок!В этот момент я заметил, что мама отбрасывает очень странную тень на стену. Цветок светился! Более того, он ярко, прямо как солнце при открытых окнах, освещал комнату. Если бы окна не были занавешены, то я бы этого и не заметил. - Что это за цветок? – спросил я тётю Катю. - Цветок папоротника, дорогой. Он волшебный. - Волшебство невозможно! – веско сказал я. Но тётя Катя только недовольно покачала головой. - Как видишь…- И что же в нём волшебного? – я настроился на спор и начал выманивать у тёти Кати утверждения, которые потом мог бы опровергнуть. Ведь не мог же я сказать: «научно доказано, что волшебства не существует» - границы понятия «волшебство» очень туманны. Мне для того, чтобы доказать, что в этом цветке нету ничего необыкновенного, требовалось что-то более определённое. - Ну, например… – тётя Катя замялась, но тут же нашлась: - например, он светится!- Я это заметил. - Ну вот и хорошо. Ненавижу взрослых-моралистов. Они любой спор сведут к «ну вот и хорошо». С ними невозможно разговаривать! Так от спора не получаешь никакого удовольствия!- Ну?- Что – ну?- Где волшебство-то?- Ты когда-нибудь раньше встречал светящиеся цветы?Вдруг меня осенило.

- Так это вы ночью несли по лесу светящийся цветок!- А ты откуда знаешь? – тётя Катя подозрительно прищурилась. - А я… ночью видел. - А вот нет, я подумала, что ты видел днём! – пошутила она. – Серьёзно. Зачем ты выходил?- Дверь скрипела, я выходил её закрывать. - А-а… – тётя Катя недоверчиво покосилась на меня. - А что это за звуки снаружи?- Я, если честно, и сама не очень знаю. - А можно дверь открыть, посмотреть? – спросил я, хоть мне совсем и не хотелось этого делать. - Ни в коем случае! Это очень опасно. - А откуда вы знаете, что это опасно, если вы даже не знаете, что это?Тётя Катя тяжело вздохнула и вышла из комнаты. Ненавижу взрослых!Ещё немного помаявшись и дождавшись такого момента, когда никто из взрослых не должен был заявиться на кухню, я тихонько подошёл к окну и приподнял шторку. Снаружи, из-за стекла, на меня смотрело странное округлое существо. У него не было рта, а своим обрубком носа оно издавало громкое сопение. Его кожа была болотного цвета, а оно само как будто состояло из желе. Его глаза сначала смотрели вниз, но как только я посмотрел в них, они тут же ответили тем же. Они глядели бессмысленно, как будто это странное существо было слепо с рождения. Я прижался лицом к стеклу и глянул вниз. Тело у существа было такой же ширины, как и голова, а шеи у него не было. Вместо ног была одна огромная присоска, а руки скребли металлическими когтями по стенкам избы или ударяли по ним. По бокам я увидел присосавшихся к земле других точно таких же существ. Некоторые из них стали отходить от стен и вставали напротив окна, пихаясь и стараясь получше меня разглядеть. Было такое чувство, что они в первый раз видели человека. Я открыл окно. Одно из существ схватило меня своими руками и потащило наружу, соскребая на мне кожу. Но я почему-то не сопротивлялся. Тем временем взрослые заметили, что шума за стенами стало меньше, и тётя Катя решила на всякий случай посмотреть, в порядке ли я. Когда она потом сидела, рыдая, за столом, она говорила, что эти существа меня загипнотизировали и она еле успела ухватить меня за ноги. А ещё, когда она меня оттаскивала от окна, я сопротивлялся с силой, которой у меня ещё просто не могло быть. - А что это за существа? – спросил я, перебивая скрежетание когтей, ставшее в несколько раз громче. - Лешие. Наверно. - Зачем они пришли?- Цветок забрать хотят. - Зачем он им нужен?- Они питаются его светом. Оставшийся день мне пришлось провести запертым в своей комнате за чтением книжек. Заботливые взрослые даже заколотили окно досками, оставив щёлки для проникновения света, необходимого для чтения. Проснувшись на следующий день, я обнаружил, что в прихожей ведутся какие-то странные приготовления. Цветок папоротника всё так же стоял на столе, освещая комнату, но только теперь и солнечные лучи тоже освещали её. Один раз я чуть не обжёг себе глаза, когда в поле моего зрения попали одновременно и солнце, и цветок. Дедушка то и дело спускался в кладовку, вынимая оттуда разные вещи. Сначала это были две лопаты, одна из которых по размеру могла подходить как для мамы, так и для меня. Потом дедушка достал грабли и кирку, а ещё через несколько минут – мешок гнилого картофеля. - Зачем вам вся эта гниль? – спросил я. - Низачем. Ты не мог бы сходить на улицу и выкинуть картошку в компост? А мешок назад принеси. - Сейчас. Мешок был на удивление тяжёлым. Поставив его на пол около двери, чтобы освободить руки и чуть передохнуть, я открыл дверь. Потом взял мешок и вынес его. Приходилось всё время смотреть вниз – моими маленькими руками было очень трудно обхватить толстый и короткий лоскут, пришитый к мешку вместо ручки, и я боялся, что уроню мешок и рассыплю картошку. Он был так ей набит, что без этого лоскута его вообще невозможно было бы взять. И вот, смотря вниз, я заметил на земле следы. Это были отпечатки присосок тех самых существ, которые вчера весь день караулили наш дом и скреблись в него. Они были по всему нашему двору, и, похоже, их хозяева могли подпрыгивать так высоко, что никакой забор не был для них помехой. Цепочки отпечатков проходили сквозь него и направлялись в сторону леса – то есть в стороны, так как лес был почти везде. Действительно, лешие…Оказалось, что сегодня мы пойдём к монастырю. Я был так рад, что согласился ради этого нести дедушкины грабли – мама говорила, что ему это тяжело. Дошли мы туда минут за двадцать. Похоже, в тот день, когда мы с мамой сюда приехали, расстояние от монастыря до дома показалось мне гораздо больше от усталости.

Монастырь, похоже, был заброшен лет сто назад. Его стены уже во многих местах обрушились по самое основание, крыш почти нигде не было…Забыл сказать одну очень важную, судя по всему, вещь. Весь путь к монастырю тётя Катя держала в руках цветок папоротника, крепко сжимая его в кулаке. Теперь стало точно понятно, почему он такой мятый. - Зачем вы его взяли? – спросил я. - Когда придём в монастырь, увидишь. Это трудно объяснить на словах. Вскоре мы вошли через большую дыру во внешнем ограждении, которая прежде была въездом в монастырь. Вдруг тётя Катя остановилась и начала медленно перемещать руку с цветком. Она подвинула её к выходу из монастыря, и тогда я заметил, как свечение цветка немного уменьшилось. Затем она медленно пошла вперёд между разными полуразвалившимися строениями, и цветок загорался всё ярче. А потом внезапно потух. Тогда тётя Катя вернулась на место, где он горел ярче всего, и начала двигать им вправо-влево. Я не видел, с какой стороны он светился ярче, но был уверен, что с правой – она повернула именно туда. Пройдя несколько метров, она уткнулась в стену какого-то домика, и ей пришлось обогнуть его, чтобы найти вход. - Идите сюда! – закричала она нам через несколько минут. Мы вошли в помещение. Несмотря на то, что здесь не было крыши и вовсю светили солнце с цветком, всё равно обстановка выглядела очень мрачной. Но в той комнатке (если не ошибаюсь, они называются «кельями»), куда звала нас тётя Катя, потолок сохранился. Мама и тётя подошли к углу комнаты. А потом мама взяла кирку и начала долбить пол!Скоро показалась земля, и дальше кирпичи можно было отламывать и выбрасывать руками. Потом тётя Катя и мама начали копать, а дедушка отгребал граблями выкопанную землю в сторону. До сих пор я молча наблюдал за ними, пытаясь понять, что происходит, но здесь не выдержал и спросил:- Вы что, клад ищите?- Угу, - пробурчала мама. - Этим же только дети маленькие занимаются! Кладов не бывает!- Ещё как бывает! – ответила тётя Катя, тяжело дыша. Цветок она всё так же сжимала в одной руке, и из-за этого копать ей было довольно трудно. – Говоришь, как будто сам взрослый. - А чем же я не взрослый?!- А вот раз взрослый, так иди и покапай, дай своей маме отдохнуть!- Зачем мне копать?- Я же сказала! Чтобы твоя мама отдохнула!- А что мешает моей маме отдохнуть, если я не буду копать?- То, что нам нужно успеть выкопать клад до вечера!- Да нету там никакого клада! Не буду я просто так копать!Я обиделся на взрослых. Впрочем, это было мне не впервой – они постоянно выкидывали подобные штучки. Наверняка лампочку внутрь цветка засунули просто! Так вот почему тётя Катя так крепко сжимает его в кулаке – чтобы я их секрет не увидел!Только вот зачем это им?В обиде я ушёл гулять по другим комнатам. Они все были одинаковые, за исключением того, что в некоторых обнаруживались разные уже почти сгнившие предметы мебели – наверно, ни у одного деревенского жителя не сохранилось таких антиквариатов. И вот говорят, что в таких комнатушках жили монахи… Как только они это терпели?Похоже, в своих блужданиях я ушёл слишком далеко, и мама от беспокойства стала меня звать. Пришлось вернуться и дальше наблюдать, как взрослые работают. Но тогда дедушка в перерыве стал рассказывать разные истории про монастырь, и моё хорошее настроение восстановилось. Особенно мне запомнилась байка о том, что во времена средневековья (что это такое, я тогда знал очень приблизительно) в стенах монастыря заживо хоронили преступников. Их в состоянии прострации запихивали в специальные ниши и закладывали кирпичом в несколько слоёв со всех сторон. Когда преступник просыпался, он обнаруживал себя запертым и медленно умирал от голода и жажды. Это всё меня очень повеселило, и я даже попробовал с помощью стука найти в стенах пустоты – вдруг откопаем киркой мертвеца какого-нибудь?Но взрослые были категорически против – во-первых, они не очень были бы рады такой находке, а во-вторых, с тяжёлой киркой я не мог управиться, а у них сейчас было более важное дело. В конце концов от нечего делать я согласился некоторое время покопать за маму. И на первой же минуте копания я наткнулся на что-то твёрдое. «Камень» - подумал я. И откопал угол сундука. Вернее, его даже нельзя было назвать сундуком – это был просто плохо сколоченный из берёзовых досок ящичек, который уже прогнил насквозь. Целыми остались только железные скобы, но и они очень проржавели. Когда ящик был откопан, я попробовал поднять его – и не смог. С большим трудом это удалось сделать тёте Кате, но когда она поставила его на каменный пол, он развалился и обнаружил кучу золотых монет!

Прямо как в сказке. Когда мы возвращались, мне пришлось нести не только грабли, но и кирку. Тётя Катя несла на себе мешок с золотыми монетами (я всё боялся, что они измажутся в гнили, оставшейся на его стенках), а у мамы в руках были две лопаты. Я задавал тёте Кате кучу разных вопросов, но она, похоже, была слишком счастлива, чтобы отвечать. Она просто шла и улыбалась. Как, впрочем, и все мы. Вечером мне захотелось ещё раз посмотреть на те монеты – когда мы их откопали, я увидел на них какие-то надписи, но тогда не успел толком их прочитать. Дедушка сказал, что монеты в настенном ящике над столом, и подсадил меня на него, чтобы я мог вынуть мешок. Да, он действительно там лежал. Но когда я взял его в руки, на меня посыпался град из гнилых картофелин!Они разлетелись по всей кухне, и дедушка бросился их подбирать. Я положил полупустой мешок на стол, спрыгнул и начал помогать ему, но в этот момент пришла мама и дико завизжала. - Поддельные! Они их подменили!- Кого? – спросил я. – Монеты? И кто они?- Лешие!Все монеты превратились в гнилой картофель. - Сестра, я же тебе не рассказывала… – начала говорить подошедшая тётя Катя. – В прошлом году произошло то же самое…- Так это твой не первый цветок?!- Да. - То есть, это я утром прошлогодний клад выбрасывал? – влез я, но все были слишком подавлены, чтобы отвечать. - Где вы в прошлый раз вырывали монеты? – спросил я у тёти Кати. - Там же. Лешие вернули их на место, а в мешок подложили мусор…Мама с тётей Катей заплакали. Их надежды на хорошую жизнь в один миг порушились, причём у тёти Кати – во второй раз. Мне ничего не оставалось, кроме как тихо уйти в свою комнату. Мало ли, что могут сделать взрослые… В конце концов, это я первым обнаружил, что монеты исчезли – вдруг их гнев обратится на меня?На следующий день мама с сестрой всё ещё выглядели расстроенными, но старались жить как обычно. Они решили сходить в лес за малиной – монастырь был по пути, но заходить в него уже было незачем. Точнее, мне-то было зачем, но разве взрослые меня одного отпустят?Дедушка решил остаться дома, и без него мне этот поход за малиной не представлялся особенно интересным. Но, судя по оставшимся у тёти Кати с прошлого похода ягодам, они были очень неплохие и стоили моего визита. Когда по пути мы проходили мимо монастыря, я попробовал в него улизнуть, но мама вовремя меня поймала. Вот вредины эти взрослые! Как им нагадить надо, так они сразу внимательнее всех на свете становятся!Пришлось таки идти за малиной. Когда я наткнулся на малинник, я сначала даже не понял, что это он. Я представлял его себе несколькими кустами с розовыми ягодами, а оказалось, что это огромные зелёно-красные заросли! Так много там было ягод. Радостный, я побежал вперёд и как сумасшедший начал срывать ягоды и пихать их себе в рот целыми горстями. А потом вдруг почувствовал уколы крапивы. Но было уже поздно. Взрослые не предупредили меня, думая, что я знаю о крапиве, а я вообще даже не знал, как она выглядит. Чуть не ревя, я выбежал на дорогу и начал звать их. Но лес ответил мне молчанием. Тогда я заметил, что это какая-то не такая дорога. Сюда мы шли по гораздо более натоптанной, на эту же с обеих сторон наваливались заросли крапивы. Наконец, в крапиве кто-то показался. Я закричал сильнее, но обиделся, когда увидел, что это был не человек. А всего лишь леший. Он деловито прыгал прямо по малиннику, не боясь колючек и крапивы. Похоже, что он рассматривал что-то на земле, но с такого расстояния я точно не мог разглядеть. И я просто побежал вперёд. К нему. Другого шанса спастись у меня нет. «От чего спастись?» – промелькнула в моём мозгу мимолётная мысль, но тут же затухла под волнами новой боли от прикосновений к крапиве. Я бежал, как сумасшедший, и так туго соображал из-за всей этой боли, что только минут через пятнадцать непрерывного бега понял, что лешего мне не догнать. Хоть он и не двигался с места, на сколько я мог видеть через высокие стебли малины, но он всё время оставался на одинаковом расстоянии от меня. «Нет! Только не ещё один Пахрёнок!» - подумал я, и, взвыв от боли, побежал дальше. Не знаю, почему. Наверно, это был единственный способ отвлечься от боли – бежать. И тут я провалился в ручей. На этот раз он был полным, даже немного вышел из берегов. Хотя это была более верхняя его часть, и здесь он в принципе был меньше, чем около Пахры. Сначала я утонул почти с головой, но тут же вынырнул и, дрожа, вылез на берег. С трудом открыл глаза. Пахрёнок выходил из воды, как будто у ручья не было дна. Он появлялся постепенно, начиная с головы и заканчивая ступнями. Вышел и сел рядом со мной. - Городским здесь не место. Я промолчал. Я был слишком усталым, чтобы отвечать. - Да и деревенским тоже. Ручей полностью высох. Что, если проткнуть Пахрёнка палкой? Он ведь снова превратится в ручей. Я встал, опираясь о колени руками, как какой-то старичок. - Поиграем?- Зачем? – я отстранился, готовый бежать. - Не хочется? – Пахрёнок злорадно улыбнулся. И снова. Несколько минут мы простояли, молча глядя друг на друга. Теперь это молчание давило на меня ещё сильнее, чем в прошлый раз, за счёт воспоминаний о нём. Я задумался, но голос Пахрёнка заставил меня очнуться. - Уходи. Он сказал это почти шёпотом, но я его прекрасно понял. Обернулся и побежал. А когда поднял голову, обнаружил, что рядом нету никакого ручья, и я нахожусь около задней части монастыря, в углу поля. Наконец-то я могу расслабиться!Но тут же я вспомнил о родителях, которые, наверно, меня уже обыскались, и спокойно больше сидеть те мог. Ещё чуть-чуть отдохнул, встал с корточек…И услышал какой-то стук. Он совершенно не был похож на тот, который раздавался за стенами нашей избы позавчера. Скорее, так стучатся в дверь. Я посмотрел на стену монастыря. Почти на всём своём протяжении она заросла непроходимыми кустами, однако прямо напротив меня в них была проплешина. Причём она выглядела очень свежей. Я подошёл к стене. Прислонился к ней ухом, и на мои волосы посыпались кусочки штукатурки. «Откуда она здесь?»Стук, кажется, доносился не с обратной стороны стены, а изнутри неё. Я прислушался. Тук-тук-тук. Тук. Тук. Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук. Тук. Тук-тук-тук.