Чёрная невестаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Петр Васильевич сглупил. Дернула его нелегкая показать свои вирши этому залетному молодцу, журналисту из Питера. И вот теперь - расхлебывай. Прощай спокойная жизнь завлаба с её маленькими радостями и бесконечными неделями монотонной оргработы, с редкими эмоциональными вспышками, по старой графоманской привычке, тут же фиксировавшимися на бумаге. - А всё дочура удружила, - думал он - краса ненаглядная, сокровище и талантище мое музыкально-поэтическое, звездочка молодежного рок-ансамбля. Наташка пришкандыбала, как она выражалась, на работу к отцу, где и находился залетный. Через некоторое время тот вызвался подвезти её до молодежного центра. Во время поездки разговорил. Ну, она и проболталась: мол, пошла по папиным стопам и т. д. и т. п. Хватка у представителя второй древнейшей оказалась бульдожья. Вцепившись в Петра Васильевича, за бутылкой Белого аиста, гость разговорил и его. Петр Васильевич кое-что из своих творений показал. Эдик, так звали залетного, стихи похвалил. И было видно, что от души. Он нарисовал радужные перспективы, посулил свести со знакомыми редакторами, даже помочь с изданием сборника. Петр Васильевич пообещал сбросить свои вирши Эдику по электронной почте. Ну и сбросил на свою голову… Никаких редакторов и сборников, как и предполагал Петр Васильевич, в натуральном виде не последовало. Однако, обещание открыть страничку в Самиздате (на что у самого Петра Васильевича ни времени, ни энтузиазма не хватало), Эдик выполнил. После чего благополучно исчез с горизонта… Постепенно Петр Васильевич втянулся в сетевой литпроцесс. Тискал потихоньку на свою страницу, накопившиеся за долгие годы, рифмованные плоды подпольного творчества. Без особого, правда, успеха. Посещаемость его странички была невелика. Комментарии появлялись крайне редко, в основном, безликие и отрывочные, в стиле современного молодежного сленга. Классный стиш! Я бы так не смог. Или: Уж больно у вас сладко, я бы подсолил и подперчил… Или: Всё хорошо и всё не ново. И т. д. , и т. п. Особенно его удручало отсутствие интереса к стихам с гражданским оттенком. Удручало, но не удивляло, т. к. он отдавал себе отчет в том, какая публика, в основном, шастает по интернету. Изредка, заглядывал Петр Васильевич в раздел новинок, в основном в раздел Поэзия. Его мало что радовало и восхищало. Особой популярностью в инете (как называла интернет дочура) пользовались авторы, работающие на грани и за гранью фола. Их творения изобиловали клубничкой, в том числе розовой и голубой. В силу своего воспитания и правильной сексуальной ориентации, Петр Васильевич не был поклонником творчества подобного сорта, хотя иногда, ради общего развития, так сказать, и чтобы не быть голословным в своих критических опусах, заглядывал и к подобным авторам. Не все они были бездарны, но шизоидная раздвоенность и инфернальность их творчества, в большинстве своем, была, по мнению Петра Васильевича, очевидна. Наступила пятница. Петр Васильевич особенно любил этот день. Приближался заслуженный уик-энд. Можно было спокойно поработать над давно заплесневевшей докторской или побродить по лесу с верным барбосом. Пора стояла грибная. А грибы были страстью Петра Васильевича. О них он мог говорить безконечно, любил и собирать, и готовить. Мариновал исключительно сам, не доверяя даже своей хозяйственной, умелой жене. Итак, была пятница. Только что возбуждающей походкой вышла из его кабинета пухленькая смазливая м. н. с. Людочка. Красотка явно засиживалась в девках и поэтому, с завидной регулярностью, проверяла на прочность моральные устои Петра Васильевича. Пётр Васильевич еще несколько мгновений рассеянно вперял свой взор в только что закрывшуюся дверь, затем сглотнул и, глубоко вздохнув, перевел взгляд за окно… На небе сгущались тучи. Парило. - Будет гроза… - подумал Петр Васильевич. Его взгляд плавно перетёк на стоящий перед ним монитор компьютера, затем на стену, где висели календарь и часы. - Пятница… Пятница… Ба! Да сегодня же тринадцатое… Петр Васильевичпосмотрел на часы. Стрелки циферблата показывали тринадцать часов… Время обеденное, но есть почему-то не хотелось. Поёжившись от столь редкого и зловещего совпадения, Петр Васильевич задумался. Мысли потекли витиевато. И вскоре вернулись к только что вышедшей фемине… - Вот ведь Людочка, хоть и не первой молодости девушка, но в общем весьма не дурна. Одевается, правда, крайне вызывающе. Да и макияж вульгарноват. - Эх, где мои 25 - ть!В том счастливом возрасте Петруша был весьма активен: как в комсомольских делах, так и в амурных утехах. Успев рьяно проявить себя на ниве воспитания партийной смены, он возглавил райком молодежной организации. И юные комсомолки не были обделены его вниманием. До тех пор, пока кроткая с виду Лидочка, дочь секретаря обкома партии, не усмирила его бурные и необузданные порывы. Петр Васильевич сглупил. Дернула его нелегкая показать свои вирши этому залетному молодцу, журналисту из Питера. И вот теперь - расхлебывай. Прощай спокойная жизнь завлаба с её маленькими радостями и бесконечными неделями монотонной оргработы, с редкими эмоциональными вспышками, по старой графоманской привычке, тут же фиксировавшимися на бумаге. - А всё дочура удружила, - думал он - краса ненаглядная, сокровище и талантище мое музыкально-поэтическое, звездочка молодежного рок-ансамбля. Наташка пришкандыбала, как она выражалась, на работу к отцу, где и находился залетный. Через некоторое время тот вызвался подвезти её до молодежного центра. Во время поездки разговорил. Ну, она и проболталась: мол, пошла по папиным стопам и т. д. и т. п. Хватка у представителя второй древнейшей оказалась бульдожья. Вцепившись в Петра Васильевича, за бутылкой Белого аиста, гость разговорил и его. Петр Васильевич кое-что из своих творений показал. Эдик, так звали залетного, стихи похвалил. И было видно, что от души. Он нарисовал радужные перспективы, посулил свести со знакомыми редакторами, даже помочь с изданием сборника. Петр Васильевич пообещал сбросить свои вирши Эдику по электронной почте. Ну и сбросил на свою голову… Никаких редакторов и сборников, как и предполагал Петр Васильевич, в натуральном виде не последовало. Однако, обещание открыть страничку в Самиздате (на что у самого Петра Васильевича ни времени, ни энтузиазма не хватало), Эдик выполнил. После чего благополучно исчез с горизонта… Постепенно Петр Васильевич втянулся в сетевой литпроцесс. Тискал потихоньку на свою страницу, накопившиеся за долгие годы, рифмованные плоды подпольного творчества. Без особого, правда, успеха. Посещаемость его странички была невелика. Комментарии появлялись крайне редко, в основном, безликие и отрывочные, в стиле современного молодежного сленга. Классный стиш! Я бы так не смог. Или: Уж больно у вас сладко, я бы подсолил и подперчил… Или: Всё хорошо и всё не ново. И т. д. , и т. п. Особенно его удручало отсутствие интереса к стихам с гражданским оттенком. Удручало, но не удивляло, т. к. он отдавал себе отчет в том, какая публика, в основном, шастает по интернету. Изредка, заглядывал Петр Васильевич в раздел новинок, в основном в раздел Поэзия. Его мало что радовало и восхищало. Особой популярностью в инете (как называла интернет дочура) пользовались авторы, работающие на грани и за гранью фола. Их творения изобиловали клубничкой, в том числе розовой и голубой. В силу своего воспитания и правильной сексуальной ориентации, Петр Васильевич не был поклонником творчества подобного сорта, хотя иногда, ради общего развития, так сказать, и чтобы не быть голословным в своих критических опусах, заглядывал и к подобным авторам. Не все они были бездарны, но шизоидная раздвоенность и инфернальность их творчества, в большинстве своем, была, по мнению Петра Васильевича, очевидна. Наступила пятница. Петр Васильевич особенно любил этот день. Приближался заслуженный уик-энд. Можно было спокойно поработать над давно заплесневевшей докторской или побродить по лесу с верным барбосом. Пора стояла грибная. А грибы были страстью Петра Васильевича. О них он мог говорить безконечно, любил и собирать, и готовить. Мариновал исключительно сам, не доверяя даже своей хозяйственной, умелой жене. Итак, была пятница. Только что возбуждающей походкой вышла из его кабинета пухленькая смазливая м. н. с. Людочка. Красотка явно засиживалась в девках и поэтому, с завидной регулярностью, проверяла на прочность моральные устои Петра Васильевича. Пётр Васильевич еще несколько мгновений рассеянно вперял свой взор в только что закрывшуюся дверь, затем сглотнул и, глубоко вздохнув, перевел взгляд за окно… На небе сгущались тучи. Парило. - Будет гроза… - подумал Петр Васильевич. Его взгляд плавно перетёк на стоящий перед ним монитор компьютера, затем на стену, где висели календарь и часы. - Пятница… Пятница… Ба! Да сегодня же тринадцатое… Петр Васильевичпосмотрел на часы. Стрелки циферблата показывали тринадцать часов… Время обеденное, но есть почему-то не хотелось. Поёжившись от столь редкого и зловещего совпадения, Петр Васильевич задумался. Мысли потекли витиевато. И вскоре вернулись к только что вышедшей фемине… - Вот ведь Людочка, хоть и не первой молодости девушка, но в общем весьма не дурна. Одевается, правда, крайне вызывающе. Да и макияж вульгарноват. - Эх, где мои 25 - ть!В том счастливом возрасте Петруша был весьма активен: как в комсомольских делах, так и в амурных утехах. Успев рьяно проявить себя на ниве воспитания партийной смены, он возглавил райком молодежной организации. И юные комсомолки не были обделены его вниманием. До тех пор, пока кроткая с виду Лидочка, дочь секретаря обкома партии, не усмирила его бурные и необузданные порывы.

Женитьба, желанный переход в НИИ, защита кандидатской, рождение дочери, строительство своего гнезда на Карельском перешейке. Жизнь плавно катилась по заданному опытной рукой судьбы руслу, и ничто, казалось, не предвещало личных потрясений, даже катаклизмы, внезапно обрушившиеся на страну в конце восьмидесятых. Тесть, удачно пересевший из кресла секретаря обкома в кресло руководителя нефтяного концерна, не забывал своими заботами любимую дочь и зятя. Вместе с Анатолием Львовичем Петр нередко баловался охотой и рыбалкой на Вуоксе и озерах Карельского. Но вернёмся в кабинет Петра Васильевича. - К чему бы эти совпадения? - думал он, расхаживая по кабинету. Пятница, тринадцатое… Здесь, не дремавшая Муза, - слегка приложилась обнаженной коленкой чуть пониже спины нашего уважаемого автора. Петра Васильевича осенило! Это знак, знак свыше… Он должен что-то написать в пику служителям преисподней!Петр Васильевич достал лист бумаги из стопки не уничтоженной архивной переписки. И привычно устремил взгляд в потолок. Через полчаса стихотворение вчерне было написано. Следующие полчаса он потратил на его шлифовку на компьютере. Затем, удовлетворенный собою, распечатал на принтере творческий итог столь редкого пятничного совпадения. Взглянем, что же у него получилось?Тринадцатое августа, пятница. Ну, как это вам нравится?Опять совпадение пиковое, А вдохновение - липовое. Брожу я по интернету. О, Муза! Ну где же ты, где ты?!Будь милосердней к поэту, Явись! - но ответа нету. Графомана - завидна отвага!Была бы только бумага. С сюжетами он не страдалец:Всегда под рукою палец!А тут молчишь месяцами;Мандельштам же молчал годами. Его бы святую отвагу, И зря не марать бумагу. 13-е августа, пятница. Ведьмы на шабаш собираются. Ну их - к нечистому - к лешему, К графоманскому, интернешному!Вечером, показав дражайшей половине своё творение, Петр Васильевич, получил положительную рецензию. - Особенно славно, как ты себя к Мандельштаму подцепил! - съязвила в конце хвалебного спича жена. Петру Васильевичу будто ушат холодной воды на голову вылили. - И это та, которой я посвятил столько проникновенных строк! - обиженно размышлял он, удобно устроившись через некоторое время на диване. - О, женщины, женщины! - удрученно философствовал он - как они меняются с годами, и далеко не в лучшую сторону. Отойдя, вскоре, от раздумий о женском вероломстве и непостоянстве, Пётр Васильевич вспомнил о своей вновь обретённой миссии. Тем же вечером, он поместил стишок на своей страничке в интернете. Привычно нажав на кнопку Новинки, бегло пробежался по примелькавшимся именам графоманов. Внезапно внимание Петра Васильевича привлекло название одного из стихотворений: Бред эротоманки. Автор скрылся за псевдонимом Дуся. Стихотворение изобиловало архивного свойства словотворчеством и порнографическими подробностями совокупления. Однако нельзя было не отдать должного мастерской, с графической точностью выдержанной форме произведения, изяществу и оригинальности отдельных словосочетаний. Петр Васильевич нажал на значок Другие произведения. Его взору предстала страничка неизвестного автора. На помещённой на ней фотографии - была запечатлена фривольно раскинувшаяся в кресле девица, лет двадцати двух-двадцати пяти, в оранжевом пиджаке, наброшенном на голое тело, с неординарным бюстом и смазливой мордашкой. В руках красотка держала шестигранное цветное стекло с дыркой посредине. На её устах блуждала насмешливая изучающая улыбка… О себе поэтесса почти ничего не сообщала. Лишь то, что романтица безумная и талантица неимоверная; что любит посещать кафешки, обожает Мураками, а также мужиков - Квазимодов, но с юмором! И, вааще!. На странице было размещено лишь несколько стихотворений. Петр Васильевич нажал кнопку Статистика и увидел, что страничка открыта только что, т. е. 13-го августа… Он вернулся на основную страницу, открыл первое попавшееся стихотворение. Оно называлось Чёрная невеста. Стихотворение было выдержано в стиле предыдущего. Та же строгая графическая форма. Однако, выполнено оно было на чёрном фоне. Тема стихотворения незамысловата: по сути, те же эротические фантазии. Произведение выполнено профессионально, но с подобным же, заимствованным у некоторых авторов серебряного века, словотворчеством. Героиня стихотворения, явная нимфоманка, с порнографическими подробностями описывает процесс соития. В конце произведения она, на пике оргазмических спазмов, - убивает своего возлюбленного… Пётр Васильевич задумался: смотреть ли дальше? И, тем не менее, щёлкнул по очередному названию. С первых строк стихотворение захватило свежестью и необычностью усложненного для восприятия текста, ускользающим смыслом, но возрастающим поэтическим ароматом. Это уже была настоящая поэзия. Так писать Пётр Васильевич не мог, не умел. И не сумел бы, даже если бы очень захотел. От внезапно нахлынувшей на него тягучей зависти, - даже заныло под ложечкой… Два других стихотворения тоже были неизъяснимо, необычайно хороши. Но, в целом, от творчества неведомой доселе Дуси - веяло чем-то неземным. И скорее инфернальным, адским, нежели небесным… - Инферно, инферно - шёпотом пробормотал Петр Васильевич - явно продала душу дьяволу, раз награждена таким нечеловеческим талантом. Вспомнился Фауст Гёте. - История повторяется - размышлял Петр Васильевич - бродит, бродит Сатана меж людей, скупает души на корню. Он снова открыл основную страничку. Девица столь же вызывающе улыбалась и, как ему показалось, вдруг подмигнула ему. - Тьфу ты, дьявол! Померещилось! - он снял очки и потер веки уставших глаз. - Да, слишком я засиделся за ящиком. Шестигранник стекла отбрасывал зловещие блики… - Ага, - осенило его - каббала… Ясно, с кем я имею дело!Пётр Васильевич пристально вгляделся в фотографию. - И как я не заметил этого раньше? - мурашки побежали вдруг по голове и по телу, волосы зашевелились и встали дыбом! Петр Васильевич ясно увидел шестигранную табличку на высокой витой спинке кресла. В центре таблички, в овале, были изображены три шестерки… - Шестьсот шестьдесят шесть. Число Зверя… Осознание близости конца пронзило мозг Петра Васильевича. - Инферно. Инферно… - вновь суеверно забормотал он. - Да, не зря говорят: Не буди лихо, пока оно тихо!Он оглянулся, сплюнул три раза через левое плечо. Затем также трижды перекрестился, хотя и не был глубоко верующим человеком. - Свят, свят, свят! - прошептал он. Его обуял необъяснимый животный страх… Однако, взяв себя в руки, Пётр Васильевич выключил компьютер. И долго сидел после этого в оцепенении. Очнувшись через некоторое время, стряхнув наваждение, он схватил перо и начал что-то быстро писать. Заглянем же через правое плечо нашего Мастера. Избави Боже мя от графоманства!Его коварные черты, С неистребимым постоянством, Мне предлагают быть на ты. Испытанной тропой проводятМеня к искусам ремесла, О славе речи мне заводят, Речам прелестным - несть числа. Над не удавшеюся строчкой -Обиженный щенячий визг:- Как вдохновение не прочно, Мгновение - и море брызг… О, этих сладостных мгновенийИспепеляющий искус!- Ты неуверенность сомненийОтбрось, ведь, право, ты не трус!Ну, поработай же локтями, Ну, прояви напор и прыть! -Не только Слава, косяками -Червонцы будут в сети плыть. Ах этот Граф… Тьфу, Дьявол, сгинь!Ни строчки больше без огня. Куда ни кинь, повсюду клин. Вот Крест Святой, и Чур Меня!+++Пётр Васильевич заболел. Или ему стало казаться, что он заболел. Утром он проснулся разбитый, долго лежал, не открывая глаз. Рассвет едва брезжил. В комнате было прохладно и сыро. Через открытую форточку проникал сладковато-едкий запах серы. Очевидно, ветер дул со стороны целлюлозно-бумажного комбината. Петр Васильевич постепенно приходил в себя. Мысли непроизвольно возвратили его к прошедшему вечеру. Перед глазами возник лик той, которая стала причиной его мучений. Неожиданно ему стало неизъяснимо жаль эту неведомую заблудшую душу. И Петр Васильевич решил побороться за её спасение. - Нужно вырвать её из адских объятий. Необходимо, чтобы она пришла в себя, оглянулась и стряхнула эту дьявольскую зависимость. - Что же, что я должен для этого сделать? - терзался он. Весь последующий день прошел как в тумане. В конце концов, Петр Васильевич решил ударить пародией по разгулявшейся нечистой силе. Пародии он писал крайне редко, не испытывая пиетета к этому жанру. Всегда сам боялся нарваться на пародиста. Поэтому подвергал свою поэзо-продукцию тщательному контролю. Обычно давал ей отлежаться, прежде чем запустить ею в очередную столичную редакцию… Редакции, как правило, оставались равнодушны к творческим порывам Петра Васильевича и, из экономии, давно перестали отвечать на его послания и пересылать стихи обратно. Как ни странно, пародия появилась на свет на редкость легко. В качестве эпиграфа им были взяты отрывки из двух стихотворений Дуси: Бреда эротоманки и Чёрной невесты. Чтобы строфы пародии не воспринимались как пошлость, а также для того, чтобы подчеркнуть некоторые стилистические нюансы пародируемого автора, Петр Васильевич применил новый, неведомый до сих пор прием: грассирующие согласные как в ударных, так и в безударных слогах. Петр Васильевич не сразу осознал, что открыл нечто новое в поэзии, а когда понял, то воспринял это без излишней гордости, как должное, как грань своего многоликого таланта. Итак, вот этот экспромт:ЦАРИЦА НОЧИО, течччкой исходящая Волчица, О, Уссстрица, глотающая властно, -Цветок порррочный, что ночами снится;О, Фалллоссссс - призывающая стрррастно!Ты - Фея Ночи, Мачо-грррёз царррица, Ты - Роза чёрррная в бокале пива, В экстазе корчится от стррроффф твоих столица, И кабальеррро шпорррами звенят ррретиво. Тебя схватить мечтаю виррртуальноИ рвать клыками гррроздья - полусферы. Затем - вполне тактильно и орррально, Представить в блеске сссветские манеррры. И нагрррадить за стрррастные утехиБрррильянтами пленительной огррранки. И Эррроса прогнать. И без помехиКинджаллллллл вонзззиттть, И пить Шампанннь из ррранки. А после сесть в ландо и закккатитьсяВ Серебряного века Зазззеркалье. Ахматовоцветаевой насытиться;И в Эггго иссскупаться Северянинском… Некоторое время Петр Васильевич терзался по поводу излишне свободного обращения с фамилиями великих поэтесс. Но, в конце концов, решил, что они простили бы ему эту вольность - за один лишь душеспасительный мотив их невольного соединения. Чтобы как-то сгладить агрессивную подачу своего творения, Петр Васильевич сделал небольшую приписочку. В ней он объяснил заблудшей душе причины своего духовного порыва. Он похвалил, с оговорками, её стихи, просил не обижаться на пародию и серьезно задуматься о своей дальнейшей (и не только творческой) судьбе. Скромно дал понять, что не будет возражать о рассмотрении своей кандидатуры на роль возможного духовного наставника. Пародию с припиской, Пётр Васильевич в тот же вечер выставил в комментариях к Чёрной невесте. Утром в понедельник, перед уходом на работу, он заглянул на страничку Дуси и убедился, что пародию и комментарий она прочитала. Дуся сообщала, что и обрадована, и огорчена тем, как Мэтр интернета отреагировал на её скромные поэтические опыты. Дуся невинно вопрошала: что же, мол, плохого в том, что она пишет в жанре порно-эротики? И, не без сарказма, интересовалась: где, мол, ещё, кроме интернета, можно отыскать многогранное творчество Петра Васильевича? Затем, впрочем, заблудшая овечка с ложно-глумливой кротостью соглашалась принять духовную опеку Мастера, стихи которого, будто бы, читала с упоением целый день. Петр Васильевич уже опаздывал на работу и не стал отвечать сразу. Целый день, забыв о служебных обязанностях, он сочинял ответ заблудшей душе, явно не желавшей становиться на путь духовного обновления и спасения. Послание получилось сумбурным, путаным. Пётр Васильевич находился в каком-то странном, одурманенном состоянии. Он чувствовал, что эта вновь возникшая внезапная связь и тяготит, и влечёт его, втягивая в какой-то невообразимый водоворот чувств, необузданных эмоций и, возможно, роковых безумных поступков. Тем не менее, послание было написано. Вот небольшая выдержка из текста этого письма. Пётр Васильевич писал:Дуся! Искренно опечален тем, что стал причиной не самых приятных Ваших переживаний. Поверьте, я лично Вас огорчить не хотел. Я вообще крайне редко заглядываю в Самиздат, лишь тогда, когда тискаю какие-то новые стишки. Считайте, в связи с этим, что это Муза лирической поэзии Эрато, в моем лице, слегка щёлкнула Вас по прелестному носику, - мол, не зарывайся, красотка!Вы задаете вопрос: что плохого в том, что Вы пишите в жанре откровенного порно?Попытаюсь ответить на него. Что ж, порнография существует, хотим мы этого или нет. Это бизнес, хоть и грязноватый. Приносит немалые деньги. Что общего у Поэзии и порнографии? На мой взгляд, ничего общего нет. Цели Поэзии и порнографии прямо противоположны. Допустимы ли приемы порнографии в поэзии? На мой взгляд, определенно не допустимы. И называться тот жанр творчества, который был подвергнут мною остракизму в пародии, должен соответственно: не эротика, а порнография. Эротическая поэзия передает красоту интимных переживаний, показывая скрытую сторону жизни человека с наиболее возможной тактичностью. Эротоманов же очень возбуждает подглядывание в замочную скважину (и Вы сознательно провоцируете их на это подглядывание и, судя по всему, сами получаете от этого своеобразное, в чем-то даже садомазохистское наслаждение) это не диагноз, не обижайтесь, Дуся, это лишь попытка литературного анализа.

Поэзия (в т. ч. и эротическая) должна, на мой взгляд, возвышать человека, возбуждать в нем благородные чувства, творческую фантазию и энергию. Задача же порнографии - возбуждать эрогенные зоны, не более… (не считая стряпания грязных денег). Можно это, конечно, делать более или менее искусно, грубо или нежно, даже женственно - цинично, как это делаете Вы. Речь, однако, идет не о технологии сексуальных отношений и не о сексуальных отклонениях, а о Поэзии. А это разные вещи. Вы не находите? Но, будет о грустном. Век двадцатый рвал и корёжил, Проверял - на разрыв, на распыл. Но ведь были: Есенин Сережа, Гумилев, Маяковский - был!Были Анна, Мария, Марина… Сколько струн, сколько строф, сколько света!Русь - Вселенная, Русь - единственная, Русь - звезда, что не гаснет с рассветом. Подхватили упавшее знамя, Есть кому за Россию сразиться:Передреев, Рубцов, Куняев, Кузнецов, Распутин, Казинцев… И на смену уже спешатмолодые открытые лица. Где вы, молодые открытые лица, которые вытащат страну из трясины?! А-ууу… Страна гибнет, а большинству по барабану. Эротика, чистая поэзия, а для кого? Вымираем по миллиону в год. Рожать надо, а не садомазохизмом заниматься. Или после нас - хоть потоп?!Но это так, в сердцах, не со зла. Простите. +++Вечером Пётр Васильевич с душевным трепетом вошел в интернет. Попытка открыть Дусину страничку успеха не имела. Не удалось ему, несмотря на многочисленные попытки, выйти и на свою страницу. Петр Васильевич, догадываясь уже о каком-то злокозненном заговоре против него, попытался сбросить письмо на Дусин имейл, но и тут случился облом. Петра Васильевича бросало то в жар, то в холод, на его лбу и лысине выступила испарина, но он с необъяснимым упорством продолжал и продолжал свои попытки. Спасла, как всегда, жена. - Что с тобой, Петруша? На тебе лица нет. Ты третий час торчишь у монитора, неужели на работе мало тебе?!Пётр Васильевич встал, пошатываясь, из-за стола. Голова гудела. Давление явно зашкаливало. Сердце сжалось в груди тугим комком и невыносимо ныло… Он побрёл на кухню, налил пол стакана коньяка, накапал в него от души пустырника и корвалола и залпом выпил. Спал Пётр Васильевич тревожно, неоднократно просыпался. Ему снились кабаки Москвы, где он безпечно, с размахом, гудел на пару с армейским приятелем Лёвкой Гринбергом после демобилизации, в семидесятых. Снился Нью-Арбат, собор Василия Блаженного… Снились какие-то женщины и девицы. Он танцевал с ними, рассказывал веселые истории и скабрезные анекдоты, наслаждался их роскошными телами… Они целовали его и смеялись каким-то зазывно-утробным смехом. Одна из них, с лицом очень напоминавшим лицо заблудшей души, схватила вдруг со столика в ресторане невесть откуда взявшийся огромный кухонный нож и ударила им Петра Васильевича прямо в сердце. Острая щемящая боль пронзила грудь нашего героя. И… Он проснулся в холодном поту. +++За окном рождался новый день. Осины обречённо трепетали на сильном ветру, сносившем морось, висевшую в воздухе, на оконное стекло. - Середина августа, а лета так и не видели в этом году - подумалось Петру Васильевичу. Машина несла его по мокрому шоссе. На обочинах попадались автомобили грибников. - Эх, в лес бы сейчас! - вздохнул Петр Васильевич вслух. - Но, какова чертовка! - опять мысль вернулась к вчерашнему вечеру - обиделась на меня, отгородилась, поставила защиту. На управление сервера, что ли, дьявольское влияние свое оказала? А я-то, дурак старый, клюнул: мол, душа безвинная гибнет. - А ведь вот в чем штука! - пронзило его озарение - она меня убивает. У нее и стихотворение-то приснопамятное это - Чёрная невеста - как там заканчивается?- И, на подступах к раю, - убиваю тебя, убиваю!. - Да, разворошил я осиное гнездо. Вот адские силы и подкинули мне эту простушку. - Ах, мол, мэтр! Ах, учитель! - а я и расквасился, балда… - Никогда не поверю, чтобы какая-то там курсистка, финтифлюшка, какой она представляется (вернее всего, просто дурочку из себя корчит, за простака меня держит!), сама могла выйти на такой уровень поэзии. Ясно, что она лишь подставное лицо. А сама (или сам!) давно уж и сборники имеет, и печатается в новомодных журналах. Просто Сатане душу продала. Он-то и одарил её силой неземной поэтической. Мне же её и подставил. Это была предпоследняя мысль, посетившая Петра Васильевича. Его чёрная Ауди, на большой скорости, не вписавшись в поворот, пробила ограждение моста и, перевернувшись, рухнула вверх колёсами в реку. В полёте, он успел подумать: Встречай меня, Чёрная невеста… +++Произведённая позже техническая экспертиза автомобиля - констатировала отказ тормозов. Трубка одного из тормозных шлангов носила следы то ли перетёртости, то ли искусно замаскированного под перетёртость надреза. Загруженная по горло более серьезными делами автоинспекция - не стала докапываться до истины и списала дело в архив: вроде как бы несчастный случай… Страница Дуси в Самиздате исчезла в день гибели Петра Васильевича. Подобным же странным образом самоликвидировалась и страничка нашего Мастера. В столе Петра Васильевича нашли несколько последних его стихотворений, датированных… Да, впрочем, какая разница, какими числами они датированы… Э Р О Т О М А Н А МСпасибо вам, друзья - эротоманы, За ваши хулиганские романы, За дерзкие фривольные поэмы, За то, что вам плевать на все проблемы. Спасибо вам за опусы хмельные, За вирши, за маразмы голубые, За то, что выше фунтов, евро, баксовВы цените публичные оргазмы. Кричу вам, словно чукча из яранги:Вы все, однако, словно сексо-танки;Кропали б лучше хокку вы, однако. Зачем на мир смотреть через клоаку?!Однако я немного распалился;Прошу простить, слегка погорячился. Пардон и гран мерси вам за визиты!Но помните, что все мы здесь - транзитом. И чтобы не было мучительно и больноЗа годы, прожитые сыто и довольно, Я вас прошу - на землю опуститесьИ хоть детей немного постыдитесь. Они ведь тоже ползают по полкам, Где файлы перемешаны без толку;Мечтают жизнь познать по интернету, А вы им предлагаете - про это… +++Э Р О Т И К ЕКак мухи на слово эротикаСлетаются эротоманы. Словесная порно - экзотикаИх взводит, призывно дурманит. А дивное слово ПоэзияДля них не свежо и не ново;Как будто из шприца магнезия, Для них это чуждое слово. Поэзия - вещь самоценная -Парит над смердящей фразой;С Саади и АвиценнойВ сражении с порно - заразой. Мой друг, словоблудия прелести, Публичное обнажение -Отнюдь не свидетельство зрелости, А самоуничтожение. Так выпьем во славу Поэзии!Пусть строфы, как птицы взлетают, Рубаи Хайяма пусть грезятся, Газели Хафиза сверкают!Стыдливой и пылкой Эротике, В её поэтической связи, От сердца - поменьше экзотики, И не прилипало чтоб грязи!+++О, маленький вишнёвый рот, О, сладострастье винограда!Гроздей упругая награда, И лона вожделенный плод. Ночей шальных круговорот, Сплетенье душ, соитье плоти, Безумство трепетных мелодий, Зовущий стон безстыдных нот… О, маленький вишнёвый рот!С изяществом игривой лани -По грани предноябрьской рани -Страстей пленительный исход. Любви мучительный уход. Судьба отсчитывает годы. Но пусть бегут тебя невзгоды;Цвети, цвети, вишнёвый рот!+++Друзья, не позвонив, - уходят. Вся жизнь, как русская рулетка. Судьба курок безстрастно взводитИ бьёт навскидку - кучно, метко. От этих выстрелов двоитсяСознание. Двойным дуплетом, По-македонски, бьёт по лицам -Свинцом и славой, мглой и светом. Поэт. Как ткань его ранима!Толпа уж - эшафот сбивает. Палач-Судьба неумолимоВ костре утрат сердца сжигает. Ну, всё, абзац. И многоточье. Нельзя рвать душу безконечно. Мелькают, всуе, дни и ночи. А память - девственна и вечна. Цыганка-жизнь дорогу прочит. Октябрь связи рвёт, так близко. А чёрный ворон клюв свой точитО чёрный крест у обелиска. +++Чуть знакомая женщина мне говорит о любви, Ненароком изящно прическу свою поправляя. Ветер пряди волос разметал по плечам, по груди. Улыбнулась лукаво, власть свою надо мной проверяя. Да, ты опытной хочешь казаться, искусной в любви;Я ведь старше, и в этом тебе потакаю. Ты чаруешь. Взывают открытые плечи твои;Взгляд твой - море. Свой парус я в нём расправляю. Я б Мадонной навеки оставил тебя на холсте, Мне бы силу Да Винчи, мне б - длань Рафаэля!Моны-Лизы улыбка - живая, в святой чистоте. Но палитра пуста. И не спится вторую неделю. Близкой ставшая женщина - всё о своём, о своём:Что устала одна, что осталась лишь вера слепая. Я с уходом всё медлю. Но играет будильник подъём. А над домом кружит и зовёт перелётная стая. По глади чистого листаСкользит мой карандаш. Вновь Август, вновь душа чиста, Я вновь влюблен, я - Ваш. Промчались годы с ветерком, Как стая быстрых птиц. И вот уж тянет холодкомОт перемены лиц. Ещё не слышен шум кулис, И с Вами мы на сцене, Где нищета. И блеск актрис. Где слезы, крики: Браво, Бис!На первой перемене. Где шут играет короля. А тот - дурак набитый. Где что ни взгляд, то три рубля;За тридцать - годы у руля, С продажной жалкой свитой. А так - всё очень хорошо!Судьба грозит мне палкой. Я вновь влюблён, я вновь смешон, Но Вам меня не жалко. Не знаю, буду ли прощён?Завязли мы у цели. Рванём ещё?! Курок взведен. И нервы на пределе. Быстрей, вперёд, пошёл, пошёл!На горку, под уклон. В висках стучит. Всё хорошо. Закончен марафон.