Человек в поношенном пальтоСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Устроившись в поезде, я собрался послушать музыку, но обнаружил, что, вдобавок ко всем проблемам последних дней, потерял смартфон. Спать не хотелось, читать я никогда особо не любил, даже «легкую» литературу. А значит, несколько часов придется тупо смотреть в чернильную темноту за окном. Купе я выбрал именно для того, чтобы как можно меньше людей видели меня, и поговорить было совершенно не с кем. Ну, не считать же интересным собеседником моего единственного соседа - немолодого уже мужчину в поношенном сером пальто и несуразной кожаной кепочке. Не смотря на тепло в вагоне, он не раздевался, иногда по-куриному окуная голову в плечи, и вызывал пренебрежение всем своим затравленным видом. Я мог бы улыбнуться, не будь настроение таким ужасным. От скуки я краем глаза наблюдал, как попутчик поставил на полку древний рыжий чемодан с «уголками». Я такой последний раз в детстве видел; дедушка ходил с ним на работу в университет. Из чемодана было извлечено начинающее гнить яблоко. Сосед неряшливо обтер его о рукав пальто и съел с мерзким присасывающим звуком, точно у него во рту совсем зубов не было. Да уж, везение покинуло меня окончательно, если вместо смешливой ляльки в шортах я вынужден пялиться на эту развалину. - А зачем вы, собственно, направляетесь в Москву? – резко спросил он. Вопрос был, конечно, довольно бестактным и неожиданным, но я заслушался голосом – низким, вкрадчивым, глубоким. Такой завораживающий голос совершенно не гармонировал с его конторской внешностью спившегося интеллигента и чавкающим во время еды ртом. Ему бы Хороших Парней озвучивать в плохих фильмах. Я и самому себе не смог бы толком ответить, зачем еду. У меня не было абсолютно никаких перспектив – ни в Москве, ни где-нибудь еще. Ни капитала, ни образования, ни особых навыков и талантов. Да и самого желания работать – тоже. Что там «работать», мне и жить в последнее время не очень-то и хотелось. Это только в фильмах интересно наблюдать за пафосным превозмоганием главного героя, которого настигает крах за крахом. А в жизни преследования и неудачи за какой-то месяц превратили меня в нервное дерганое ничтожество. Подсознательно я даже жалел, что меня не убили кредиторы. Но в то же время инстинкт самосохранения, великий инстинкт всего живого, гнал меня вперед, в мегаполис, где легче всего затеряться. Свою убогую жизнь я ненавидел еще с детства, мечтая вырваться из умирающего города и узкой, как гроб, комнаты с вечным аляповатым ковром на стене. Сбежать куда угодно, лишь бы не повторять вызывающую рвоту судьбу моих ровесников – учеба в единственном здесь техникуме, работа на, опять же, единственном шарикоподшипниковом заводе, женитьба в определенном возрасте, ненужные тупые дети и кухонные разговоры о политике. Тогда я стал игроком. Сначала в узком кругу знакомой компании, но что можно выиграть у ханыг, чьи заначки давно отобраны женами? На смену им пришли покер и рулетка – клуб «Эдельвейс», раскинувший щупальца в соседнем крупном городе. Сначала мне везло. Просто фантастически везло. Я все сильнее раскрепощался, все чаще действовал на грани. Даже деньги, которых стало так много по меркам моего окружения, уже не радовали так, как азарт и сладостное предвкушение. Я ведь знал, что везение не будет длиться вечно, и наслаждался каждым днем, как гурман новым блюдом. Но такого внезапно-го, оглушающего удара предугадать не мог. За каких-то пару-тройку дней я проигрался, что на фоне предыдущей удачливости выглядело совсем уж нелепо. Отдал новую машину и все купленные за короткий период роскошной жизни гаджеты. Жилье я продать не мог, будучи до сих пор прописанным у матери. Даже из ненавистной комнаты с ковром не съехал, чтобы не привлекать нежелательного внимания. Счетчик тикал, и я, потратив чуть ли не последние деньги, ночным рейсом ехал в Москву. А зачем? Пополнить ряды местных бомжей и, занюхивая боярышник плешью товарища, рассказывать, как в далекой другой жизни трахал мисс Старое-Запердяево?Я и сам не понимал, почему так легко вывалил эту историю на попутчика, этого невзрачного старикашку, сидевшего в самом темном углу купе, точно филин в дупле. Он некоторое время молчал, и огни проносившегося за окном поселка мертво и холодно отражались в его очках. - Каких только рассказов не услышишь вот так, ночью, в поезде – он снова издал мерзкий сосущий звук, а затем громко произнес – Я тоже хочу рассказать историю! Она будет не столь правдоподобной, как ваша, но все же я прошу в нее поверить! Итак, верите ли вы, что некоторые обладают возможностями, лежащими далеко за гранью человеческих представлений?- Простите, что?- Верите ли вы, что я смогу вам помочь? Больше от вас ничего и не требуется – только искренне и пылко уверовать!Так, понятно. Все странность попутчика объяснялись тем, что он – поехавший сектант, наверняка уже переписавший на основателя секты свою квартиру и путешествующий в обносках, какими и бомж побрезгует, чтобы вербовать новых адептов своего шизоидного учения. Устроившись в поезде, я собрался послушать музыку, но обнаружил, что, вдобавок ко всем проблемам последних дней, потерял смартфон. Спать не хотелось, читать я никогда особо не любил, даже «легкую» литературу. А значит, несколько часов придется тупо смотреть в чернильную темноту за окном. Купе я выбрал именно для того, чтобы как можно меньше людей видели меня, и поговорить было совершенно не с кем. Ну, не считать же интересным собеседником моего единственного соседа - немолодого уже мужчину в поношенном сером пальто и несуразной кожаной кепочке. Не смотря на тепло в вагоне, он не раздевался, иногда по-куриному окуная голову в плечи, и вызывал пренебрежение всем своим затравленным видом. Я мог бы улыбнуться, не будь настроение таким ужасным. От скуки я краем глаза наблюдал, как попутчик поставил на полку древний рыжий чемодан с «уголками». Я такой последний раз в детстве видел; дедушка ходил с ним на работу в университет. Из чемодана было извлечено начинающее гнить яблоко. Сосед неряшливо обтер его о рукав пальто и съел с мерзким присасывающим звуком, точно у него во рту совсем зубов не было. Да уж, везение покинуло меня окончательно, если вместо смешливой ляльки в шортах я вынужден пялиться на эту развалину. - А зачем вы, собственно, направляетесь в Москву? – резко спросил он. Вопрос был, конечно, довольно бестактным и неожиданным, но я заслушался голосом – низким, вкрадчивым, глубоким. Такой завораживающий голос совершенно не гармонировал с его конторской внешностью спившегося интеллигента и чавкающим во время еды ртом. Ему бы Хороших Парней озвучивать в плохих фильмах. Я и самому себе не смог бы толком ответить, зачем еду. У меня не было абсолютно никаких перспектив – ни в Москве, ни где-нибудь еще. Ни капитала, ни образования, ни особых навыков и талантов. Да и самого желания работать – тоже. Что там «работать», мне и жить в последнее время не очень-то и хотелось. Это только в фильмах интересно наблюдать за пафосным превозмоганием главного героя, которого настигает крах за крахом. А в жизни преследования и неудачи за какой-то месяц превратили меня в нервное дерганое ничтожество. Подсознательно я даже жалел, что меня не убили кредиторы. Но в то же время инстинкт самосохранения, великий инстинкт всего живого, гнал меня вперед, в мегаполис, где легче всего затеряться. Свою убогую жизнь я ненавидел еще с детства, мечтая вырваться из умирающего города и узкой, как гроб, комнаты с вечным аляповатым ковром на стене. Сбежать куда угодно, лишь бы не повторять вызывающую рвоту судьбу моих ровесников – учеба в единственном здесь техникуме, работа на, опять же, единственном шарикоподшипниковом заводе, женитьба в определенном возрасте, ненужные тупые дети и кухонные разговоры о политике. Тогда я стал игроком. Сначала в узком кругу знакомой компании, но что можно выиграть у ханыг, чьи заначки давно отобраны женами? На смену им пришли покер и рулетка – клуб «Эдельвейс», раскинувший щупальца в соседнем крупном городе. Сначала мне везло. Просто фантастически везло. Я все сильнее раскрепощался, все чаще действовал на грани. Даже деньги, которых стало так много по меркам моего окружения, уже не радовали так, как азарт и сладостное предвкушение. Я ведь знал, что везение не будет длиться вечно, и наслаждался каждым днем, как гурман новым блюдом. Но такого внезапно-го, оглушающего удара предугадать не мог. За каких-то пару-тройку дней я проигрался, что на фоне предыдущей удачливости выглядело совсем уж нелепо. Отдал новую машину и все купленные за короткий период роскошной жизни гаджеты. Жилье я продать не мог, будучи до сих пор прописанным у матери. Даже из ненавистной комнаты с ковром не съехал, чтобы не привлекать нежелательного внимания. Счетчик тикал, и я, потратив чуть ли не последние деньги, ночным рейсом ехал в Москву. А зачем? Пополнить ряды местных бомжей и, занюхивая боярышник плешью товарища, рассказывать, как в далекой другой жизни трахал мисс Старое-Запердяево?Я и сам не понимал, почему так легко вывалил эту историю на попутчика, этого невзрачного старикашку, сидевшего в самом темном углу купе, точно филин в дупле. Он некоторое время молчал, и огни проносившегося за окном поселка мертво и холодно отражались в его очках. - Каких только рассказов не услышишь вот так, ночью, в поезде – он снова издал мерзкий сосущий звук, а затем громко произнес – Я тоже хочу рассказать историю! Она будет не столь правдоподобной, как ваша, но все же я прошу в нее поверить! Итак, верите ли вы, что некоторые обладают возможностями, лежащими далеко за гранью человеческих представлений?- Простите, что?- Верите ли вы, что я смогу вам помочь? Больше от вас ничего и не требуется – только искренне и пылко уверовать!Так, понятно. Все странность попутчика объяснялись тем, что он – поехавший сектант, наверняка уже переписавший на основателя секты свою квартиру и путешествующий в обносках, какими и бомж побрезгует, чтобы вербовать новых адептов своего шизоидного учения. Наверняка и проводнику приплатил, чтобы оказаться в купе с только одним соседом – так никто не помешает вести религиозную обработку. Противоречить или открыто высмеивать его я, тем не менее, не решился. Старик только с виду усталый и забитый, но я где-то слышал, что психи обладают огромной физической силой. А вокруг стояла такая тишина, что, казалось, мы одни в вагоне. Даже привычный перестук колес звучал приглушенно, как сквозь вату. Было жутко. - Как это? – выдавил я. - А вот так! – теперь его голос сильно изменился. Пропала так очаровавшая меня «бархатистость» - Сыграем?Человек в поношенном пальто извлек откуда-то колоду карт, явно очень старую: бумага пожелтела, и уголки загибались. Но что это была за колода! Рубашки оплели причудливые, будто из дерева вырезанные, узоры, а вместо обычных карточных персонажей были люди в пышных викторианских костюмах, но с головами зверей – шакала, рыси, змеи и обезьяны. - У тебя в кармане две сигареты. Не в этом, в правом. Это твоя ставка. А вот моя! – из рыжего чемодана точно сам собой появился великолепный портсигар. Он настолько не гармонировал с унылой наружностью попутчика, что я тут же решил – портсигар краденый. Судите сами – крышку усыпали драгоценные камни, складываясь в символы, которые я никак не мог понять. Действительно драгоценные – не какое-нибудь там битое стекло. В камешках я немного научился разбираться в прошлой, удачливой, жизни, принимая украшения в счет долгов. Узловатыми пальцами в старческих пигментных пятнах сосед вынул две сигареты. Сдвинув со стола мою скудную дорожную снедь, мы принялись играть. Не похоже, чтобы попутчик поддавался, да и я несколько партий проиграл, но, в итоге, ко мне перешли все его сигареты, и еще три тысячи – деньгами. - Теперь ты понял? Когда приедешь в Москву, затей игру с первым, кто на это согласится. Возьми! – он сунул мне необычную колоду, уже перевязанную узкой черной лентой– Не бойся, для посторонних она будет выглядеть совершенно обычно, никто тебя в шулерстве не упрекнет. Но можешь играть любой другой - мастер превыше инструмента. Иногда ты будешь проигрывать, чтобы не вызвать подозрений, но в конечном счете все равно оставишь позади любого соперника. Очень скоро твоя игра обеспечит тебя высокими доходами, путешествиями, машинами, девушками, самыми дорогими наркотиками – в общем, все, чего сам захочешь. Точно устав от продолжительного разговора, он уставился в окно, где рассвет тяжелыми красными тучами набухал над городскими окраинами. Я изумился – мне казалось, прошла всего пара часов, а поезд уже подъезжал к Москве. - Способность выигрывать. Всегда. В чем угодно. Нужно только искренне поверить, согласен? – его голос вновь стал вкрадчивым – И я могу сделать так, что это будет продолжаться всю твою жизнь. Он встал, протянул руку для рукопожатия, но я медлил. Потому что помнил – рука, держащая портсигар, была совершенно старческой, с увеличенными опухающими суставами. А сейчас ко мне тянулась аристократично-тонкая длиннопалая ладонь юноши-пианиста. Не дождавшись рукопожатия, человек в поношенном пальто открыл дверь купе. В коридоре вагона уже шумели пассажиры. Поезд прибывал к станции. - Я могу сделать так, что это будет продолжаться всю твою жизнь - повторил он. И, уже уходя, добавил так тихо, что до сегодняшнего вечера я упорно убеждал себя, что мне просто послышалось: «Только никто не обещал, что твоя жизнь продлится долго!». Прошло ровно три года с момента моего приезда в Москву. И сейчас я сижу в номере одного из самых дорогих в городе отелей – «Гранд-Каньон». Это название указано на фирменных бумажных салфетках, веером рассыпанных по столу. На них я торопливо записываю эту историю, сидя в кресле в одних трусах. Я даже не оделся, проснувшись после беспокойного сна, в котором мой давний попутчик предупреждал, что скоро заглянет в гости. Разговор с ним в купе поезда я помню гораздо лучше, чем последовавшие за ним годы отвязных развлечений и кокаиновых угаров. И про то, что долгой жизни мне не обещали, тоже совершенно точно помню. Хватит уже обманывать себя. В дверь стучат. Сильные, размеренные, бескомпромиссные удары. Вышколенный до состояния биороботов персонал гостиницы уж точно не станет игнорировать табличку «не беспокоить» на двери щедрого постояльца. Я бросаюсь к лежащим на полу брюкам, вытаскиваю из кармана маленький шуршащий шарик и высыпаю на гладкое дерево стола белый порошок. Резко вдыхаю, чтобы не было так страшно от этого повторяющегося, как метроном, стука в дверь. И судорожно дописываю последнее предложение, последний, мучающий меня, вопрос - когда я открою, будет ли он одет в то же самое поношенное серое пальто?