Брат мойСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Да, я убил своего брата. Взял нож и всадил ему прямо в сердце. Затем — ещё пару раз для верности. Ну а потом уж не помню, что было. Говорите, искромсал его в кашу? Может быть. Достал он меня. Реально достал. Родители твердили: «Равняйся на брата». Это с какой же стати? Я — другой человек, понимаете вы это? Пусть — хуже, никчемней, тупее, но я — это я… «Ах, наш Костя решил задачку по математике! Ах, наш Костя нарисовал домик. Ах, наш Костя читает стихи». Что бы он ни сделал — все в восторге. А если делаю я — сразу кривятся: небось, брат подсказал. Ух как я его ненавидел! Мы с ним всё время дрались. Лупили друг друга по мордам. А что делать? Без этого никак. Но и тут родители всегда за него были. Макар у нас хулиган, а Костя — пай-мальчик. Бывало, задумаюсь о чем-нибудь или сижу, в тарелке ковыряюсь, а он р-раз — и ткнёт меня в бок исподтишка. Я подпрыгиваю, а ему весело, с-суке… Смеётся… Помню, нам ещё семи не исполнилось, а уже тогда было ясно: не уживёмся мы с ним. Ну а когда у него голос открылся, мне и вовсе житья не стало. Начали таскать по разным студиям, записи делать, на конкурсы отправлять… Тут я вообще взвыл. Все ему хлопают, тискают, цветами закидывают: «Ах, как способный мальчик! Ах, какой чудный голос!». М-мрази, перестрелял бы всех… Ко мне, понятно, тоже подскакивали с разными вопросами: «Каково вам быть братом такого таланта? Вас не путают друг с другом?». Я было хотел им сказать: «Отвалите», да мать жалел. Ей-то радости было! Прямо чуть сопли не текли. Крепился, короче. Отвечал как по писанному: «Нормально. Всё пучком. Рад за брата». А сам чуть не орал от обиды. Ну каково это: чувствовать, что ты — просто довесок! Думал руки на себя наложить. Оно ведь несложно. Чик по горлу — и всё. Да потом сообразил: зачем на себя-то? Уж лучше брата полоснуть. И нечего на меня так смотреть! Думаете, если он песенки разные пел, так уж и ангелочек? Как бы не так! Каждый день на меня наезжал: «Зачем ты такой нужен? Какой с тебя прок? Под ногами только путаешься. Лучше б сдох». Прямо так и говорил. Мать, конечно, его осаживала: мол, кабы не братец твой, может, и не было бы такой славы. Дескать, по лицу вы одинаковые, а по сути разные. Это, мол, зрителей восхищает. В этом вся фишка. Костика от таких слов аж переклинивало. Тут же начинал вопить: «Я сам по себе. Не хрен нас сравнивать». Ну, я тоже за словом в карман не лез… Короче, не могли мы вместе, понимаете? Не могли. Надо было что-то делать. Не я его, так он меня. Потому как обрыдли друг другу хуже горькой редьки. Он меня даже утопить пытался, ага! Я башку мыл, нагнулся, а он — хвать руками и давай меня в таз окунать. Хорошо, отец услышал, как мы плещемся, зашёл, разнял, иначе б меня уже откачивали. Костик сказал: пошутить хотел. Ну да, конечно! Знаю я его шутки. Потом, как спать укладывались, я ему говорю: «Отомщу». А он только ухмыльнулся. Не поверил, значит. Думал, не рискну. Он же меня всю жизнь презирал. Всю жизнь. Вечно я у него в неудачниках ходил. Ну вот и получил своё. В тот день мы опять расплевались. Из-за еды, кажись. Он сказал, что я слишком много жру. Дескать, выгляжу рядом с ним не очень. Ну, я ему, понятно, ответил, что не его это собачье дело. А он мне в ответ: «Кабы не я, ты бы с голоду сдох». Ну, я не выдержал, схватил хлебный нож (на кухне дело было) и пырнул его в грудь. Он даже пикнуть не успел. Вытаращил глазёнки свои поросячьи и завалился на пол. А вслед за ним и я. Паршиво, когда у тебя общее бедро с братом. Лучше б мы чем другим срослись. Руками там или пятками. А тут он упал — и я тоже. Родителей дома не было, работали, а я растянулся на полу, смотрю, из брата кровь сочится, и думаю: «скорую» вызывать или нет? Тут он шевельнулся, повернул ко мне голову, зенки выкатил и весь аж затрясся. Вот после этого меня и накрыло. Не помню, сколько раз я в него нож всадил, наверное — не меньше двадцати. Меня будто наркотой накачали — ничего не соображал. Оттащил его к мусорному ведру (там у нас топор лежит) и давай ему ногу рубить, чтоб освободиться. Рублю-рублю, а сам думаю: как же я с его культёй ходить-то буду? Она ж никуда не денется. В общем, размахнулся и шарахнул по своей. Боль адская. Будто огнём всего прожгло. Или штырь вставили от макушки до задницы. А потом уже ничего не помню. Отрубился, кажись. Очухался уже в палате. Странное ощущение — когда лежишь, а рядом никого нет. Вам не понять, у вас же не было сиамского близнеца. Свобода, чёрт побери!Пусть я теперь без ноги, мне плевать. Ради этого стоило её отсечь. Говорите, двадцать лет дадут? Ну и хрен с ним. Зато без него. Да вы представить себе не можете, что это такое: быть хозяином своему телу! Захочу — в туалет схожу, захочу — телек посмотрю. Свобода, едрить твою!.. Восемнадцать лет таскался за этим козлом как привязанный. Чувствовал себя балластом. А теперь я — один. Один! Никто больше не будет капать мне на мозги. Не будет сравнивать с братом. Говорите, мать убивается? Ещё бы! Нет больше её любимчика… Ладно, устал я что-то. Да, я убил своего брата. Взял нож и всадил ему прямо в сердце. Затем — ещё пару раз для верности. Ну а потом уж не помню, что было. Говорите, искромсал его в кашу? Может быть. Достал он меня. Реально достал. Родители твердили: «Равняйся на брата». Это с какой же стати? Я — другой человек, понимаете вы это? Пусть — хуже, никчемней, тупее, но я — это я… «Ах, наш Костя решил задачку по математике! Ах, наш Костя нарисовал домик. Ах, наш Костя читает стихи». Что бы он ни сделал — все в восторге. А если делаю я — сразу кривятся: небось, брат подсказал. Ух как я его ненавидел! Мы с ним всё время дрались. Лупили друг друга по мордам. А что делать? Без этого никак. Но и тут родители всегда за него были. Макар у нас хулиган, а Костя — пай-мальчик. Бывало, задумаюсь о чем-нибудь или сижу, в тарелке ковыряюсь, а он р-раз — и ткнёт меня в бок исподтишка. Я подпрыгиваю, а ему весело, с-суке… Смеётся… Помню, нам ещё семи не исполнилось, а уже тогда было ясно: не уживёмся мы с ним. Ну а когда у него голос открылся, мне и вовсе житья не стало. Начали таскать по разным студиям, записи делать, на конкурсы отправлять… Тут я вообще взвыл. Все ему хлопают, тискают, цветами закидывают: «Ах, как способный мальчик! Ах, какой чудный голос!». М-мрази, перестрелял бы всех… Ко мне, понятно, тоже подскакивали с разными вопросами: «Каково вам быть братом такого таланта? Вас не путают друг с другом?». Я было хотел им сказать: «Отвалите», да мать жалел. Ей-то радости было! Прямо чуть сопли не текли. Крепился, короче. Отвечал как по писанному: «Нормально. Всё пучком. Рад за брата». А сам чуть не орал от обиды. Ну каково это: чувствовать, что ты — просто довесок! Думал руки на себя наложить. Оно ведь несложно. Чик по горлу — и всё. Да потом сообразил: зачем на себя-то? Уж лучше брата полоснуть. И нечего на меня так смотреть! Думаете, если он песенки разные пел, так уж и ангелочек? Как бы не так! Каждый день на меня наезжал: «Зачем ты такой нужен? Какой с тебя прок? Под ногами только путаешься. Лучше б сдох». Прямо так и говорил. Мать, конечно, его осаживала: мол, кабы не братец твой, может, и не было бы такой славы. Дескать, по лицу вы одинаковые, а по сути разные. Это, мол, зрителей восхищает. В этом вся фишка. Костика от таких слов аж переклинивало. Тут же начинал вопить: «Я сам по себе. Не хрен нас сравнивать». Ну, я тоже за словом в карман не лез… Короче, не могли мы вместе, понимаете? Не могли. Надо было что-то делать. Не я его, так он меня. Потому как обрыдли друг другу хуже горькой редьки. Он меня даже утопить пытался, ага! Я башку мыл, нагнулся, а он — хвать руками и давай меня в таз окунать. Хорошо, отец услышал, как мы плещемся, зашёл, разнял, иначе б меня уже откачивали. Костик сказал: пошутить хотел. Ну да, конечно! Знаю я его шутки. Потом, как спать укладывались, я ему говорю: «Отомщу». А он только ухмыльнулся. Не поверил, значит. Думал, не рискну. Он же меня всю жизнь презирал. Всю жизнь. Вечно я у него в неудачниках ходил. Ну вот и получил своё. В тот день мы опять расплевались. Из-за еды, кажись. Он сказал, что я слишком много жру. Дескать, выгляжу рядом с ним не очень. Ну, я ему, понятно, ответил, что не его это собачье дело. А он мне в ответ: «Кабы не я, ты бы с голоду сдох». Ну, я не выдержал, схватил хлебный нож (на кухне дело было) и пырнул его в грудь. Он даже пикнуть не успел. Вытаращил глазёнки свои поросячьи и завалился на пол. А вслед за ним и я. Паршиво, когда у тебя общее бедро с братом. Лучше б мы чем другим срослись. Руками там или пятками. А тут он упал — и я тоже. Родителей дома не было, работали, а я растянулся на полу, смотрю, из брата кровь сочится, и думаю: «скорую» вызывать или нет? Тут он шевельнулся, повернул ко мне голову, зенки выкатил и весь аж затрясся. Вот после этого меня и накрыло. Не помню, сколько раз я в него нож всадил, наверное — не меньше двадцати. Меня будто наркотой накачали — ничего не соображал. Оттащил его к мусорному ведру (там у нас топор лежит) и давай ему ногу рубить, чтоб освободиться. Рублю-рублю, а сам думаю: как же я с его культёй ходить-то буду? Она ж никуда не денется. В общем, размахнулся и шарахнул по своей. Боль адская. Будто огнём всего прожгло. Или штырь вставили от макушки до задницы. А потом уже ничего не помню. Отрубился, кажись. Очухался уже в палате. Странное ощущение — когда лежишь, а рядом никого нет. Вам не понять, у вас же не было сиамского близнеца. Свобода, чёрт побери!Пусть я теперь без ноги, мне плевать. Ради этого стоило её отсечь. Говорите, двадцать лет дадут? Ну и хрен с ним. Зато без него. Да вы представить себе не можете, что это такое: быть хозяином своему телу! Захочу — в туалет схожу, захочу — телек посмотрю. Свобода, едрить твою!.. Восемнадцать лет таскался за этим козлом как привязанный. Чувствовал себя балластом. А теперь я — один. Один! Никто больше не будет капать мне на мозги. Не будет сравнивать с братом. Говорите, мать убивается? Ещё бы! Нет больше её любимчика… Ладно, устал я что-то. Дайте полежать в одиночестве. Хочу насладиться этим чувством. Мне его так не хватало…