Болотное чудищеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Любил Семёныч грибы сушить очень, особенно по осени. Сушил их прямо на верёвке в огороде, поэтому у этого мудака старого вместо белья всегда грибы красовались прямо на прищепках. Смачивал он их каким-то чудотворным своим снадобьем, кое и микробов убивало, и медведей. Как-то раз в тьму ночнущую этот хрен сдолбился в мою хату, и стал орать про какого-то болотного монстра, который к нему пришёл, и дома водку глушит…- Ах ты манка морщинистая, опять водку втихаря бухал. Яж тебе щас, морде твоей красной набубеню по самый огород огурцов. Болотный монстр на то и болотный, чтоб в болоте жить, а не у тебя. А Семёныч только и заладил:- Говорю тебе, монстрище, хоть курей воруй, огромное, всё в говнище, и у меня сидит. Я затылок почесал, говорю:- Мож Игнатьич к тебе пожаловал?Нет, ну а что, тот хрен не мылся ещё с поражения Бонапарта, потому присутствие Игнатьича чуяла вся деревня, даже если он и был где-то на окраине. - Нечисть это, говорю тебе, ружьё бери, и со мной пошли. Взял я ружьё, фуфайку свою из перьев самой опасной селёдки мира, и рыбку прихватил. - А это на кой огурец?- А пингвинов если встретим?- Какие те пингвины в деревне?- Ну мало ли что…Пришли мы значит к Савельичу, и наблюдаем такую картину: на столе стоит пустой бокал, рядом пустая бутыль. По всей хате следы из какого-то говна, ведут от выхода, и к нему же ведут обратно. - Ушёл зараза! - говорит Семёныч. Любил Семёныч грибы сушить очень, особенно по осени. Сушил их прямо на верёвке в огороде, поэтому у этого мудака старого вместо белья всегда грибы красовались прямо на прищепках. Смачивал он их каким-то чудотворным своим снадобьем, кое и микробов убивало, и медведей. Как-то раз в тьму ночнущую этот хрен сдолбился в мою хату, и стал орать про какого-то болотного монстра, который к нему пришёл, и дома водку глушит…- Ах ты манка морщинистая, опять водку втихаря бухал. Яж тебе щас, морде твоей красной набубеню по самый огород огурцов. Болотный монстр на то и болотный, чтоб в болоте жить, а не у тебя. А Семёныч только и заладил:- Говорю тебе, монстрище, хоть курей воруй, огромное, всё в говнище, и у меня сидит. Я затылок почесал, говорю:- Мож Игнатьич к тебе пожаловал?Нет, ну а что, тот хрен не мылся ещё с поражения Бонапарта, потому присутствие Игнатьича чуяла вся деревня, даже если он и был где-то на окраине. - Нечисть это, говорю тебе, ружьё бери, и со мной пошли. Взял я ружьё, фуфайку свою из перьев самой опасной селёдки мира, и рыбку прихватил. - А это на кой огурец?- А пингвинов если встретим?- Какие те пингвины в деревне?- Ну мало ли что…Пришли мы значит к Савельичу, и наблюдаем такую картину: на столе стоит пустой бокал, рядом пустая бутыль. По всей хате следы из какого-то говна, ведут от выхода, и к нему же ведут обратно. - Ушёл зараза! - говорит Семёныч.

Я припугнулся, что делать не знаю. Семёныч поглядел за окно, да как рявкнет:- Вот же навоз коровий, грибы мои украл, нагонять надо, а то эта тварь бессмертной станет. Погнали мы в лес, по следам говнистым за этой чертовщиной хуторской. Было у нас болотце в лесу, к нему следы и вели. Зашли мы в самую глухосрань невиданную, кругом совоуханье, кролики свистят - страшно. Грю - мож назад побуянем? Не, я без грибов не уйду, - грит Семёныч. Вот чёрт старый. Слышу я хруст веток, понимаю, что к нам кто-то крадётся. Я ружьё нацелил, и как с дуру выстрелю! В кустах шум, вздох, что-то тяжёлое упало на землю, и так жалобно простонало:- ********…Семёныч, тут же в кусты рванул - вылезает с круглыми глазами, грит мне:- Ах ты хлебожор в ушанке, ты же лося подстрелил. - Ничё, - грю, - воробьи доклюют. Вдруг в кустах опять зашевелилось - видим лося какая-то херня непонятная тащит. Я ору:- Рога бросай! - и ружьё направил. На меня какая-то грязевая куча повернулась, а на шее у неё грибы Семёна. Тот прям и вахнул. - Грибы в дерёвню, падла говнистая! - орёт. Чудовище лося бросило, и на нас двинулось. - Стреляй, хуторский ты хрен, стреляй, - орёт Семён. Я прицелился, и прямо в тыкву его обвисшую попадонил. Тот как-то заурчал недовольно, и на нас опять погнал. - Грибы я те грю гони, лососень ты заморская! - не унимается Семёныч, - стреляй косая ты перделка, стреляй. Я прицелился и опять в его репу заребехал. Чудовище завыло, грибы бросило, и к болоту поскакало. Семёныч обнял свои грибы, расцаловал, повесил на себя их на верёвочке, и меня погнал домой, отмечать победу. Днём с мужиками мы пришли на эту местность - ничего не нашли. И лось куда-то пропал. А чудовище это более никто не видывал. Такая вот история. РыбалкаДело было в начале осени. Накопали мы с Семёнычем червяков, и отправились на мельку, в глухом старолохматом месте, где ни одной едрёны морковы нету, чтобы никто не мешал. Предварительно запаслись водкой, чтобы не страдать от обезвоживания организма, так как, эдак, рыбалка без водки, что дятел без клюва. Так вот. Денёк выдался, значит, овощной, всмысле репа на небе сияла ещё та. Ну мы как всегда, одели по фуфайке, на случай, если в этой глухозасранной сраномане встретим пингвинов, остаканили предварительно бутылку водки, и потащили лодку своим каком по лесу, ибо до этого места по реке было плыть неудобно. Проволокли мы её, значит, вспомнили что она надувная, и что мы с Семёнычем два староармянских мудака, но что уж было делать. Спустили мы лодку, залезли в серёдку, чтобы ловка была красной, и стали рыболовить. Солнышко тогда, эдак, уже далековато забралось, и струило нам лучами в глазки. Сидим мы с Семёнычем, водка уже улеглась в организме, ещё хочется. — Нельзя, — говорит Семёныч, улавливая мой жадный взгляд на ящик, — вот поймаем — отметим. Сидим мы, значит, дальше, рыбачим. И тут вдруг такая картина. Всеми зубами своими клянусь, правда это была, ни слова не совру. Высовывается из воды, недалеко от нашей лодки, жопа, человеческая, и явно голая. Пропердит так громко, и внушающе, и обратно в воду. Я офигевшим взглядом на Семёныча смотрю, говорю:— Старая ты машонка, что это за пень был?— Водолазы, гады, нам всю рыбу спугивают, наверняка, — промямлил Семёныч. Ну ладно, думаю, какого хрена в реке не увидишь… Бывает, что уж. Ещё раз рыбу нам пугать вздумают, так по попам пополучают. Поймаю на крючок, и будем водолаза жарить, а не рыбу потом. Сидим дальше, рыбачим. Минут через десять та же картина: высовывается жопа, пердит, и скрывается в великих глубинах сраной речки. — Ну что это за белки, — злюсь я, — какого черта?— Сам не понимаю, — говорит Семёныч, — мож водка в ствол даёт?— Не, водка не может, мы ж давно её синькали. — Ладно, — говорит, — ловим дальше. А дальше что? Та же история — высунулась жопа, пёрднула и на дно снова пошла. Я тут взбесился. Снимаю тапки свои, полушубок, говорю, щас нырну, понадаю синяков по хлебцам-то его заморским, будет знать как нам рыбу, и кислород поганить. Семёныч меня останавливает, глаза круглые от страха, а сам говорит:— Помнишь, про мёртвых рыбаков Мироныч рассказывал? Мол тоже уходили в глухую срань речки и не возвращались. И про призрака реки рассказывал?— Ты, что это, думаешь, что этот призрак нас перделовом пугает?— Ну а почему нет? — пожимает плечами Семёныч. Поразмыслили мы, и решили, надо звонить дядям милиционерам — пусть, мол, сами расхлёбывают это дело, и жопу ищут. Позвонили — они приехали. Мы им рассказали, мол, так и так, жопа на нас покушалась, отравить хотела весьма неприятными выделениями. Они послушали нас, головами покачали в такт, и за работку принялись. Мы же с Семёнычем в сторонке стояли, с опаской ждали, чего там. Вскоре выловили мужики труп, весь покоченелый и голый. — Это же что, наш чтоле? — спрашиваю. — Наверняк, — отвечает дядя милиционер. — А как он, мёртвый, и пердел-то?— Бухать не надо, — ответил он. — Да не бухали мы, — стал я возражать, но пустым ящиком водки, который мы оприходовали для храбрости, пока милицию ждали, ничего не докажешь. Так вот и пошли мы с Семёнычем и лодкой обратно, ничего не поймав. К счастью, в серёдке леса, вспомнили, что лодка сдувается, и проткнули её к хренам капустным, чтоб легче таколокать было. А труп долго рассматривали в нашем моргоотделении. Поговаривали, что он странный был, и жопа постоянно его воняла. Правда или нет, кто знает. Такая вот история. ЧёртМироныча мы все любили, но эта собака жила аж на другом хуторе, куда перделиться надо было через весь лес. Потому ходить к этому хрену лысому нам надоело. Но вот однажды, тот, зарабонив пацанюгу молодого, заставил его шарахать аж до самой нашей деревни, дабы передать, что у него ненароком четыре свободных ящика водки. Тут и думать было нечего. Одел я свою фуфайку, валенки из шерсти со спины самого сильного джигита, и набрал немного рыбёшки, недавно наловленной. - Хрен ты собачий, куда русалок тащишь? - возрасил Семёныч. - А пингвинов ты чем будешь кормить, если в лесу втретишь, рожа ты обвисшая?Семёныч всё понял и заткнул свой хлебопёк. К Миронычу подоспели мы к полудню. Сидел этот лысый пень за столом, и чистил яблоко вилкой. - Ты что творишь, бошка твоя блестящая?- Червяка ищу, - ответил тот. От мудак, думаю, а сам вижу пустой ящик водки, и три полных. - Ах ты, собачья печень, без нас ящик оприходовал, - говорю, - надо догогнять, Семёныч, налетай. Часа через пол мы нагнали Мироныча, взяли по яблоку, и стали червей искать, как никак для рыбалки вещь нужная. Здесь уже на пьяную голову Мироныч нам и рассказал:- Вот вы говорите хутор далеко, а нам самим здесь жить не нравится. Поверите, не поверите, мужики, а к нам чёрт каждую пятницу прискакивает, и человека одного забирает. Водкой клянусь!- Водкой не клянись!- Так вот, - продолжает Мироныч, - съехал бы я, да свинью жалко, прижилась она уже здесь. - Что ты врёшь, батон ты сверкающий, у тебя скота-то отроду не было, тем более свиней. - Да про жену я свою. - А…- Так что же это, - говорит Семёныч, - сегодня пятница. - То-то, жена моя в город умотала, меня оставила одного, сказала, пусть тебя алкаша чёрт забирает, не жалко. Вот я с горя и наколотился, и вас позвал, чтоб не так страшно было. Вот мы сидим значит, дело к вечеру. Вдруг, стук в дверь. Я подхожу, спрашиваю, кто там? В ответ - чёрт! Я считаю: Мироныч - лысый чёрт есть, Семёныч - старый чёрт есть, я - горбатый чёрт есть. Не, - говорю, - все черти дома, ты лишний. Тут вдруг разлитится на всю армию французкую окно, а в него чёрт впрыгивает. Такой чёрный весь, лохматый, с хвостом, копытами и пятаком. Глаза красные. Увидел Мироныча и на него напрыгнул. Мы с Семёнычем на черта бросились, орём, хрен ты лысого получишь, нечисть. Чёрт понял, что не взять Мироныча так просто, прыгнул к водке, схватил последний ящик и прочь из избы. - Нечисть святую воду украла, - орёт Мирон, - в погоню. А я уже лыжи надел и за ним рванул. Чёрт бежит по хутору, а я за ним. Забежал в лес, я следом. А темень-то такая, хоть селёдкой колбась, ничего не видно. Гнался я так за ним, пока тот не устал. Встал, смотрит на меня, и грит - **** ты деревенская, на лыжах-то каждый сможет парнокопытного догнать - сказал и растворился, только водка в снег упала. Встретили меня на выходе бурными аплодисментами Семёныч и Мироныч, ибо водку спас. Вернулись мы в дом, и обласкали ящик-то зараз. Потом ещё два дня у него сидели, от жены баррикадировались. Она же не чёрт - в окно не влезет. А нечисть с тех пор перестала на хутор Мироничий нападать, и людей уносить. Такая вот история.