B29 «Cait Paomat»Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Не так давно мне в руки попал один документ, который вынудил меня провести небольшое персональное расследование. К сожалению, многого я не добился, но некоторые вещи все-таки удалось прояснить. Имена, фигурирующие в этой истории, я изменил, за исключением имен экипажа «Cait Paomat». 20 августа 1944 года Самолёт В-29 № 42-93829 «Cait Paomat» из 395-й эскадрильи 40-й группы американских ВВС был подбит во время налёта на сталелитейные заводы в Явато. Командиром Р. Мак-Глинном было принято решение уйти на советскую территорию. После преодоления Амура был отдан приказ покинуть самолёт. Все члены экипажа спаслись, а неуправляемый самолет врезался в сопку Хехцир неподалеку от Комсомольска-На-Амуре. Экипаж был возвращен на родину. 29 августа 1944 года городская больница г. Комсомольск-На-Амуре была разрушена в результате бомбардировки неизвестными ВВС. Зажигательные снаряды выжгли здание дотла. Выживших среди персонала и больных обнаружено не было. Документ, попавший ко мне в руки, я приведу в самом конце. Сейчас скажу лишь, что, по моему мнению, он напрямую связан с двумя указанными выше событиями. Порыскав по местным форумам и расспросив нескольких жителей Комсомольска-На-Амуре, я нашел человека, который утверждал, что его мать жила неподалеку от разрушенной больницы и застала те события. Взяв отпуск, я отправился туда, и, к моему везению, смог взять интервью у Марии Петровны. Мария Петровна приняла меня хорошо и без особых уговоров согласилась рассказать о произошедшем. Приветствие и обмен любезностями, как и лишние реплики, опускаю. Я: Итак, Мария Петровна, 29 августа 1944 года вашу городскую больницу разрушили бомбардировщики. Насколько мне известно, погиб и персонал больницы, и все больные, так? МП: Да, было дело. Я тогда еще совсем малой была, не все понимала, а сейчас все думаю, что не так там что-то было. Сейчас-то могу рассказать, а родные мои боялись тогда шибко – им так и сказали, что если больно болтать будут, ничем хорошим это не кончится. Ну так вот о чем я – больницу ту за день до бомбардировки закрыли. Нам-то ничего, а вот соседка моя, Глашка, волновалась сильно, - у нее там мамка работала, так ее не выпускали оттудова. Оцепили все вокруг эти, НКВД, и не пущали никого. Я:Они что-нибудь говорили о причинах таких ограничений? МП: Да никто и не совался, сами понимали, что явно неладное что-то. У нас такого отродясь не бывало, перепужались все. Хотя нет, чего это я, одно они сказали, уже под вечер – никому с домов не выходить да свет не жечь. Ночью я заснуть не могла – не со страху, просто когда такой вот кнопкой была, так и хотелось всюду нос свой сунуть. Ну я в окошко и посматривала – там больница вдалеке была, на пригорке, не всю видать, но половинку где-то точно. Там в самом доме-то света не было, а вокруг так и сновали огоньки – похоже, солдатики эти высматривали что-то. Ну я посмотрела, посмотрела, потом меня сон и сморил. Не знаю, сколько проспала, но проснулась от того, что шарахнуло сильно да стекла повылетали. Я-то перепужалась сначала, к мамке побежала, а та бледная со спальни выбежала, меня схватила да в погреб. Так и сидели до утра. Уж наутро, когда вышли, смотрю – весь холм, на котором больница-то стояла, черный от гари, а самой больницы нет, будто и не было никогда – только головешки какие-то с земли торчат. Ну вот, вроде, и все. Я: Что-нибудь еще разрушили? И сами НКВДшники-то куда делись? МП: Куда делись, куда делись… да никуда, остались они на месте. Искали еще что-то дня два, смотрели, потом сказали, что все, кто там был, померли, да и уехали восвояси. Мамка Глашкина тоже там сгорела, так саму Глашку-то потом в детский дом отправили. Ну а больше ничего и не разбомбили. Может, промахнулись, а может, только в больницу и целили. Остальной разговор опускаю. Больше ничего Мария Петровна рассказать об этом не могла. За достоверность информации, приведенной здесь, я ручаться не могу. Мне удалось найти сына Глафиры Олеговны, той самой, которую упоминала героиня предыдущего интервью. К сожалению, сама Глафира умерла еще в 2003 году, потому, повторюсь – за достоверность информации ручаться не могу. Ее сын рассказал мне, что за несколько дней до происшествия полевой врач дивизии охранения привез в больницу бойца в необычной для местных краев форме, явно не в советской. Говорил он не на русском языке и сам по себе был весьма и весьма буйным, из-за чего его связали и заперли в одной из комнат. Местные тогда думали, что его контузило, но точно сказать не мог никто, потому что язык – который все-таки опознали, как английский – не знал почти никто. Подразделение НКВД прибыло за два дня до уничтожения госпиталя, бойца допросили, и через сутки больница была оцеплена. Собственно, это тот самый документ, который мне удалось добыть абсолютно случайно. Полагаю, вместе с допрашивающим присутствовал переводчик и санитары. Не так давно мне в руки попал один документ, который вынудил меня провести небольшое персональное расследование. К сожалению, многого я не добился, но некоторые вещи все-таки удалось прояснить. Имена, фигурирующие в этой истории, я изменил, за исключением имен экипажа «Cait Paomat». 20 августа 1944 года Самолёт В-29 № 42-93829 «Cait Paomat» из 395-й эскадрильи 40-й группы американских ВВС был подбит во время налёта на сталелитейные заводы в Явато. Командиром Р. Мак-Глинном было принято решение уйти на советскую территорию. После преодоления Амура был отдан приказ покинуть самолёт. Все члены экипажа спаслись, а неуправляемый самолет врезался в сопку Хехцир неподалеку от Комсомольска-На-Амуре. Экипаж был возвращен на родину. 29 августа 1944 года городская больница г. Комсомольск-На-Амуре была разрушена в результате бомбардировки неизвестными ВВС. Зажигательные снаряды выжгли здание дотла. Выживших среди персонала и больных обнаружено не было. Документ, попавший ко мне в руки, я приведу в самом конце. Сейчас скажу лишь, что, по моему мнению, он напрямую связан с двумя указанными выше событиями. Порыскав по местным форумам и расспросив нескольких жителей Комсомольска-На-Амуре, я нашел человека, который утверждал, что его мать жила неподалеку от разрушенной больницы и застала те события. Взяв отпуск, я отправился туда, и, к моему везению, смог взять интервью у Марии Петровны. Мария Петровна приняла меня хорошо и без особых уговоров согласилась рассказать о произошедшем. Приветствие и обмен любезностями, как и лишние реплики, опускаю. Я: Итак, Мария Петровна, 29 августа 1944 года вашу городскую больницу разрушили бомбардировщики. Насколько мне известно, погиб и персонал больницы, и все больные, так? МП: Да, было дело. Я тогда еще совсем малой была, не все понимала, а сейчас все думаю, что не так там что-то было. Сейчас-то могу рассказать, а родные мои боялись тогда шибко – им так и сказали, что если больно болтать будут, ничем хорошим это не кончится. Ну так вот о чем я – больницу ту за день до бомбардировки закрыли. Нам-то ничего, а вот соседка моя, Глашка, волновалась сильно, - у нее там мамка работала, так ее не выпускали оттудова. Оцепили все вокруг эти, НКВД, и не пущали никого. Я:Они что-нибудь говорили о причинах таких ограничений? МП: Да никто и не совался, сами понимали, что явно неладное что-то. У нас такого отродясь не бывало, перепужались все. Хотя нет, чего это я, одно они сказали, уже под вечер – никому с домов не выходить да свет не жечь. Ночью я заснуть не могла – не со страху, просто когда такой вот кнопкой была, так и хотелось всюду нос свой сунуть. Ну я в окошко и посматривала – там больница вдалеке была, на пригорке, не всю видать, но половинку где-то точно. Там в самом доме-то света не было, а вокруг так и сновали огоньки – похоже, солдатики эти высматривали что-то. Ну я посмотрела, посмотрела, потом меня сон и сморил. Не знаю, сколько проспала, но проснулась от того, что шарахнуло сильно да стекла повылетали. Я-то перепужалась сначала, к мамке побежала, а та бледная со спальни выбежала, меня схватила да в погреб. Так и сидели до утра. Уж наутро, когда вышли, смотрю – весь холм, на котором больница-то стояла, черный от гари, а самой больницы нет, будто и не было никогда – только головешки какие-то с земли торчат. Ну вот, вроде, и все. Я: Что-нибудь еще разрушили? И сами НКВДшники-то куда делись? МП: Куда делись, куда делись… да никуда, остались они на месте. Искали еще что-то дня два, смотрели, потом сказали, что все, кто там был, померли, да и уехали восвояси. Мамка Глашкина тоже там сгорела, так саму Глашку-то потом в детский дом отправили. Ну а больше ничего и не разбомбили. Может, промахнулись, а может, только в больницу и целили. Остальной разговор опускаю. Больше ничего Мария Петровна рассказать об этом не могла. За достоверность информации, приведенной здесь, я ручаться не могу. Мне удалось найти сына Глафиры Олеговны, той самой, которую упоминала героиня предыдущего интервью. К сожалению, сама Глафира умерла еще в 2003 году, потому, повторюсь – за достоверность информации ручаться не могу. Ее сын рассказал мне, что за несколько дней до происшествия полевой врач дивизии охранения привез в больницу бойца в необычной для местных краев форме, явно не в советской. Говорил он не на русском языке и сам по себе был весьма и весьма буйным, из-за чего его связали и заперли в одной из комнат. Местные тогда думали, что его контузило, но точно сказать не мог никто, потому что язык – который все-таки опознали, как английский – не знал почти никто. Подразделение НКВД прибыло за два дня до уничтожения госпиталя, бойца допросили, и через сутки больница была оцеплена. Собственно, это тот самый документ, который мне удалось добыть абсолютно случайно. Полагаю, вместе с допрашивающим присутствовал переводчик и санитары. Прилагаю в виде сканов. Адаптация:ВОПРОС: - Пожалуйста, назовите своё имя, звание и подразделение, в котором вы проходили службу. ОТВЕТ: - Меня зовут Барри Дж. ТОЛЛИН, я сержант, воздушный стрелок второй группы 58 бомбардировочного крыла. Был переведён на «КЭЙТ ПАОМАТ» 19 августа в связи с болезнью штатного стрелка экипажа. ВОПРОС: - Как была обозначена цель вашего боевого вылета?ОТВЕТ: - Изначально нашей целью являлись сталелитейные заводы ЯВАТО. Но после перевода было озвучено, что цель нашего борта будет отличаться. Задачу озвучил лично командующий ВУЛФ. Точная цель мне неизвестна, но мы должны были уйти восточнее ЯВАТЫ и сбросить одну экспериментальную бомбу на некий объект. ВОПРОС: - Что представляла собой экспериментальная бомба? Мощность, тип, - что вам известно?ОТВЕТ: - Ничего. Всё это могло быть известно пилотам, но сейчас они мертвы, как и весь остальной экипаж. Я обычный стрелок, мне не положено знать таких вещей. ВОПРОС: - Что произошло на борту самолёта?ОТВЕТ: - Мы вылетели штатно. Должны были идти с основными силами крыла до ЯВАТЫ, после чего уйти в сторону. До ЯВАТЫ мы долетели нормально, но там нас подбили, похоже, из наземной зенитной установки. Самолёт стало сильно трясти, но мы смогли уйти из водушного пространства над городом и начать движение в сторону цели. Приблизительно через десять минут после получения повреждений командир приказал первому стрелку проверить бомбовый отсек. СМИТСОН отправился выполнять команду, после чего не выходил на связь около двадцати минут. КОЛЛИНЗ - второй стрелок - получил схожий приказ. Только меня удивило, что ГЛИНИ - наш командир - приказал взять с собой пистолет и быть осторожным. Я тогда не придал этому значения - не могли же япошки влезть на наш самолёт на снаряде. КОЛЛИНЗ также не вышел на связь. Тогда я и ДЕРСОН получили приказ найти первых двух стрелков и доложить о состоянии бомбового отсека. На мои возражения о том, что более двух стрелков не имеют права покидать свой пост единовременно, ГЛИНИ ответил руганью и сказал, что если мы не выполним приказ, он сам вышвырнет нас из самолёта. ВОПРОС: - Почему вы остановились?ОТВЕТ: - Простите, мне страшно это вспоминать всё это. ДЕРСОН пошёл первым, я - следом. Пистолет я всё-таки взял, в отличие от Барни. Следов КОЛЛИНЗА и СМИТСОНА в техническом отсеке мы не нашли, проверили всё, в том числе пулемёты. После этого ДЕРСОН открыл люк, ведущий в бомбовый отсек, и полез туда. Барни вдруг заорал, как будто его живьём резали. Я включил фональ и посветил внутрь. ВОПРОС: - Пожалуйста, не останавливайтесь. ОТВЕТ: - Простите, простите. Эта особая бомба раскололась пополам, и на полу было очень много червей. Таких больших, похожих на пиявок, длиной где-то с палец и толщиной в два пальца. Лучше не могу описать. Они облепили ДЕРСОНА и, похоже, ели его живьём. Чуть дальше на куче червей было два холмика, думаю, это были КОЛЛИНЗ и СМИТСОН. Где-то минуту я смотрел на всё это и не мог пошевелиться, после чего увидел, что они ползут вверх. Я запаниковал и выронил вниз фонарь, после чего побежал в рубку управления и доложил всё ГЛИНИ. ВОПРОС: - Что сказал на это ваш командир?ОТВЕТ: - Он чертыхнулся и приказал запереть вход в рубку. Радист связался с командованием, и, я так думаю, нам сказали, что при возвращении нас собьют. Сразу после сеанса связи ГЛИНИ сказал, что мы уходим в направлении Союза и постараемся приземлиться там. ВОПРОС: - Почему из экипажа выжили только вы?ОТВЕТ: - По словам ГЛИНИ, мы пересекли АМУР и предприняли попытку связаться с местными аэродромами. Попытка не удалась. Тогда ГЛИНИ приказал немедленно покинуть самолёт. ДЖОНСОН открыл дверь рубки, и на него упала целая куча этих червей. Он закричал и тут же затих, ВОННЕР открыл по червям огонь, но пользы это не принесло. ВОПРОС: - Что произошло дальше? ОТВЕТ: - Мы все ломанулись наружу. Кажется, ГЛИНИ что-то кричал, но его никто не слушал. Не помню, но как-то мне удалось выбежать. Думаю, по чьему-нибудь телу. Схватил парашют, побежал к заднему люку, за мной бежал второй пилот и второй радист. Но там стоял СМИТСОН. ВОПРОС: - Вы же говорили, что СМИТСОНА съели?ОТВЕТ: - Да. Он стоял, а на нём ползали эти твари. Он протянул руку и начал говорить. Сказал, что в этом нет ничего страшного, что это - простые червяки, и при этом медленно шёл к нам. Я не выдержал, достал кольт и стал стрелять до тех пор, пока курок не щёлкнул. Радист и пилот тоже стреляли, насколько я помню. СМИТСОН остановился, но ненадолго. В итоге я схватил ключ, который лежал на шкафчике, отпихнул СМИТСОНА и побежал прямо к люку. Когда я надевал парашют, я услышал крики радиста и пилота - наверное, СМИТСОН их всё-таки достал. Я выпрыгнул. ВОПРОС: - Кто-нибудь прыгнул следом за вами?ОТВЕТ: - Нет. Я раскрыл купол почти сразу, и видел, как самолёт стал заваливаться набок. До самого столкновения никто так и не выпрыгнул. Потом, после приземления, я набрёл на ваших солдат, и они привезли меня сюда. ВОПРОС: - Это всё?ОТВЕТ: - Да. Теперь вы поможете мне?ВОПРОС: - Ждите. Мы проверим предоставленную вами информацию, и, если она подтвердится, мы отправим вас на родину. ОТВЕТ: - Я же говорил вам, один из них всё-таки забрался в меня. Я чувствую его, он грызёт меня. Я не хочу закончить, как СМИТСОН!ВОПРОС: - Не волнуйтесь, мы о вас позаботимся. Ждите. ОТВЕТ: - Как вы не понимаете! У меня нет времени! Выньте его, ради всего святого!ВОПРОС: - Отведите больного в палату. Конец выписки К сожалению, я не знаю точно, что именно там произошло. Узнать это сейчас уже не могу, по понятным причинам. Я лично считаю, что этот Барри повторил судьбу своего сослуживца Смитсона, и больница была уничтожена намеренно. Останки этого самого Б29 были найдены каким-то охотником и сданы в металлолом, а сейчас там - лыжная трасса. Надеюсь, что все эти черви подохли до того, как туда вернулись люди.